Сын Америки - [31]

Он подождал, задыхаясь. Ему хотелось убежать из подвала, далеко, как можно дальше от этой окровавленной шеи. Но он не мог. Он не смел. Он

должен был сжечь тело. Каждый нерв в нем дрожал от напряжения.

Стеклянными глазами он озирался по сторонам и вдруг увидел топор. Вот! Это

будет самое лучшее. Он поднял топор, левой рукой отвел голову немного в

сторону и, помедлив минуту в молитвенной позе, всей силой своего тела

бросил лезвие топора на шейный позвонок. Голова упала.

Он не плакал, только губы у него дрожали и грудь тяжело вздымалась. Ему хотелось лечь на пол и заснуть, а потом проснуться – и чтобы ничего этого не было. Но нужно было уходить. Он быстро завернул голову в газеты, и ею затолкал поглубже окровавленное туловище. Потом он всунул и голову. Потом топор.

Хватит ли угля, чтоб сжечь тело? Никто не придет сюда по крайней мере до десяти часов утра. Он взглянул на часы. Было четыре. Он подобрал кусок газеты и вытер нож. Он бросил газету в топку, а нож положил в карман. Он повернул рычаг, и уголь затарахтел по металлическому желобу, вся топка осветилась огнем, и в трубе загудело еще сильнее. Когда уголь завалил тело, он повернул рычаг назад. Все.

Потом он вдруг отступил от котла и уставился на него, раскрыв рот. Господи! А запах! Кто-нибудь почувствует запах и заглянет в топку. Егоглаза дико блуждали по котельной. Вот! Это поможет! Высоко в стене, за котлом он увидел ржавые лопасти электрического вентилятора. Он нажал выключатель и повернул его. Послышался треск, который перешел в мерное жужжание. Теперь все будет хорошо: вентилятор вытянет воздух из подвала, и никакого запаха не останется.

Он запер сундук и оттащил его в угол. Утром он отвезет его на вокзал. Он огляделся еще раз: не осталось ли чего-нибудь, что могло бы выдать его; ничего не было.

Он вышел на двор, в воздухе кружились редкие хлопья снега. Стало холодно. Машина по-прежнему стояла у крыльца. Да, тут он ее и оставит.

Джон и Мэри сидели в машине и целовались. Они сказали ему: «Покойной ночи, Биггер…» Он им тоже сказал: «Покойной ночи…» И приподнялкепку… Проходя мимо машины, он увидел, что дверца открыта. Сумочка Мэри лежала на полу. Он поднял ее и затворил дверцу. Нет! Пусть будет открыта. Он открыл ее и пошел к воротам.

Улицы были пусты и безмолвны. Его потное тело стыло на ветру. Он шел, держа сумочку под мышкой. Что теперь будет? Может быть, ему убежать? Он остановился на углу и заглянул в сумочку. Там лежала толстая пачка кредиток: по десять и по двадцать… Господи! До утра у него есть время, а там он решит. Он устал, и ему хотелось спать.

Он быстро дошел до дому, взбежал по лестнице и на цыпочках вошел в комнату. Мать, брат и сестра ровно дышали во сне. Он раздевался и думал: я скажу им, что снес сундук в подвал и потом ушел, а она осталась с

Джоном в машине. Утром я отвезу сундук на вокзал, как она мне велела…

Он почувствовал какую-то, тяжесть, оттягивавшую ему рубашку, – это был револьвер. Он вынул его; револьвер был теплый и влажный. Он засунул его

под подушку. Они не могут сказать, что это я. Они не могут доказать это.

Он откинул одеяло, залез в постель и вытянулся рядом с Бэдди. Через пять минут он спал крепким сном.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЕГСТВО

Биггеру показалось, что он не успел закрыть глаза, как тут же проснулся, внезапно и сразу, как будто кто-то схватил его за плечи и сильно потряс. Он лежал на спине, под одеялом, ничего не видя и не слыша. Потом вдруг, словно по щелчку выключателя, он увидел, что комнату наполняет белесый сумрак. Где-то в глубине сложилась мысль: это утро. Воскресенье, утро. Он приподнялся на локте и слегка повернул голову набок, прислушиваясь. Он услышал ровное сонное дыхание матери, брата и сестры. Он увидел комнату и снег, падавший за окном, но никакого образа у него не возникло. Все это просто существовало, без всякой связи между собой; снег и утренний сумрак и ровное дыхание спящих наводили на него какую-то странную одурь, и нужна была волшебная палочка страха, чтобы придать им вещественность и смысл. Он лежал в постели, лишь несколькими секундами отделенный от сонного забытья, и не мог вырваться из мертвой хватки смутных ощущений, не выпускавших его в реальный мир.

Потом, повинуясь тревожному сигналу из какого-то темного уголка сознания, он сорвался с кровати и босиком выбежал на середину комнаты. Сердце у него стучало; рот раскрылся; колени дрожали. Он силился стряхнуть с себя остатки сна. Напряжение, сковывавшее все его тело, ослабло; он почувствовал страх и вспомнил, что он убил Мэри – задушил ее, отрезал ей голову и сжег ее тело в топке котла.

Было уже утро, воскресенье, и он должен был отвезти на вокзал ее сундук. Он оглянулся и увидел блестящую черную сумочку Мэри, лежавшую на стуле поверх его брюк. Господи боже! В комнате было холодно, но на лбу у него бисером проступил пот и дыхание сперло. Он быстро повернулся – мать и сестра спали. Бэдди тоже спал на кровати, с которой только что соскочил он сам. Выбросить эту сумочку? Может быть, он еще что-нибудь забыл? Он лихорадочно стал рыться в карманах брюк и вытащил нож. Он открыл лезвие и на цыпочках подошел к окну. Черные зигзаги засохшей крови исчертили лезвие! Надо убрать это куда-нибудь! Он вложил нож в сумочку и торопливо стал одеваться, стараясь не шуметь. Выбросить и сумочку и нож в мусорный ящик. Правильно! Он надел пальто и, сунув руку в карман, нащупал пачку брошюр, которые дал ему Джан. И это тоже выбросить сейчас же! Нет… Постой! Он остановился и крепко стиснул брошюры в своих черных пальцах; хитрый замысел вдруг возник у него в голове. Джан дал ему эти брошюры; хорошо, он оставит их у себя и, если его станут допрашивать, покажет их полиции. Правильно! Он отнесет их в свою комнату у Долтонов и спрячет в комод. Он скажет, что даже и не заглядывал в них, охоты не было. Он скажет, что взял их только потому, что Джан уж очень настаивал. Он полистал их осторожно, чтобы не зашуршала бумага, мельком читая заголовки. «Классовый суд и расовый предрассудок. Негритянский вопрос в Соединенных Штатах. Черные и белые, объединяйтесь для борьбы!» Но тут как будто ничего нет опасного. Он посмотрел на обложку одной из брошюр и увидел внизу рисунок, изображавший молоток и кривой нож. Под ним стояло мелкими буквами: