Сын аккордеониста - [23]
Удар ниже пояса. В Медисон-сквер-гарден в Нью-Йорке совсем недавно прошел боксерский поединок между Кассиусом Клеем и Сонни Листоном, и вызванный этим далеким событием ажиотаж все еще был очевиден. Как сказал бы какой-нибудь freaky [7]из Сан-Франциско, «все, и особенно крестьяне, продолжали балдеть». Наряду со своими древними словами Убанбе и Опин употребляли теперь и новые, которые они выучили во время трансляции боя: удар ниже пояса, клинч, левый апперкот, прямой удар, Кассиус Клей, Сонни Листон.
«Кассиус Клей! Ни о ком другом теперь и не говорят, Кармен! – сказал моей матери дон Ипполит на репетиции хора, через несколько дней после боя. – Что это за тип такой? Новый Мессия?» К счастью, священник не появился в церкви в шесть часов вечера в то Пальмовое воскресенье, ему не пришлось огорчиться, узрев Убанбе – Кассиус Клей – и Опина – Сонни Листон, – изображавших боксерские удары прямо перед алтарем. Потому что среди наказанных было несколько человек, которые не видели поединка по телевизору, и им хотелось знать подробности.
Главный витраж светлых тонов постепенно темнел. Пламя восковой свечи, зажженной на алтаре, казалось, набирало силу. «А на этом ты бы смог, Давид?» – спросил меня Лубис. Он стоял возле лесЂницы, ведущей на кафедру, рядом с фисгармонией.
Убанбе принялся кричать, словно он был в каком-нибудь пустынном месте или в лесу. «Что ты болтаешь, Лубис? Почему ты хочешь, чтобы он играл на этой штуковине? Хватит ему аккордеона!» Разговор о боксе возбудил его, ему хотелось поднять шум. «Да будет тебе известно, я играю на такой штуковине в часовне гимназии. Я с ней хорошо знаком», – возразил я.
Я вспомнил песню, Черные ангелочки, которая стала популярной во всей Испании в исполнении кубинского артиста по имени Антонио Мачин. И подумал, что она очень даже подходит для церкви. Я сел за фисгармонию и начал играть.
И тогда случилось нечто невероятное. В церкви воцарилась тишина, глубокая тишина, в которой беспрепятственно разливалась мелодия Черных ангелочков. Я поднял голову: на меня пристально смотрел дон Ипполит. Он стоял прямо передо мной, руки его были скрещены. Убанбе, Панчо, Опин и остальные крестьянские ребята вернулись к скамье. Стоя на коленях, наклонившись вперед, они, казалось, истово предавались молитвам.
Я оторвал руки от клавиатуры и поднялся. «Нет, Давид, не вставай. Это очень красивая мелодия», – приветливо сказал мне дон Ипполит. Он тоже знал толк в музыке. Ведь он получил образование в Комильясе, в университете Братства Христова. Я повиновался и продолжал играть. «Твоя мама кое-что мне рассказывала, но я не думал, что ты делаешь это так хорошо, – сказал дон Ипполит, когда я закончил, в Почему бы тебе не приходить по воскресеньям на утреннюю службу? Ты бы мог играть эту мелодию во время церемонии причастия».
Дон Ипполит был высокий, с белыми вьющимися волосами. Он повернулся к хорам. «А как у тебя с органом?» – «Плохо», – ответил я. Он пожал плечами: «В любом случае сейчас ты не смог бы сыграть на нем. Он сломался. По прошествии целого века», – «Ну так разве он не имел права сломаться после века работы?» – прокомментировал Убанбе. Он покинул остальных, стоявших на коленях у скамьи, и подошел к нам. Священник слегка похлопал его, как ребенка; по щеке. «Сделаем так, чтобы его починили, когда соберем необходимую сумму. И тогда я научу Давида играть. Он вполне может стать хорошим органистом. Ну, что скажешь, Давид? – добавил он, обращаясь ко мне. – Придешь в церковь играть на фисгармонии?» Я ответил ему, что приду.
II
Я рассказал о пещере, скрывавшей внутри себя водоем, и о том, что случилось в Пальмовое воскресенье в церкви Обабы; но вообще-то у меня было мало возможностей наслаждаться обществом моих крестьянских друзей. Вдохновленные советом школьного психолога, мои родители всячески старались подобрать мне другую компанию: меня то посылали на лесопильню учить Адриана кататься на велосипеде – «Нужно помогать тем, кто в этом нуждается», – то на собрание молодых аккордеонистов или на частные уроки французского языка, которые Женевьева, мать Мартина и Терезы, организовала в гостинице. Я же, вопреки всему, настойчиво искал возможность проводить больше времени с Лубисом, Панчо и Убанбе.
Когда пришло время экзаменов за пятый курс бакалавриата, я пришел к матери и попросил у нее разрешения позаниматься в Ируайне. «Там я смогу лучше сосредоточиться. Отвлечь меня смогут только лошади, но, по правде говоря, я не думаю, что они будут это делать». Она взглянула на меня поверх очков: «А где ты будешь питаться?» Она сидела у одного из окон мастерской, и на коленях у нее лежало свадебное платье, украшенное вышивкой. «Я поговорю с Аделой», – сказал я. Адела была женой пастуха и, как Лубис, Панчо и Убанбе, жила в этом сельском районе. Именно она готовила еду для дяди Хуана, когда тот приезжал из Америки. «Так ты мне разрешишь?» – вновь спросил я. Мама пребывала в нерешительности. «Мне нужно много времени, чтобы как следует выучить физику. Этот год очень сложный», – настаивал я.
