Sweet dream - [2]

Да, это, пожалуй, было что-то. Женины губы притягивали взгляд — широкие, пухлые, с четким контуром, не то, что Светкино нарисованное «сердечко». В таких губах, подумал он, пожалуй, даже импотенту захотелось бы стать соломинкой от коктейля. Впрочем, Викторыч в свои сорок импотентом не был, иначе престарелая уборщица не материла бы его, периодически выгребая из подстольной урны слипшиеся презервативы. При мысли о похотливом начальнике Виталий снова застрадал похмельем, и, выкинув секретаршу из головы, ушел в работу. Поговорку «хороша Маша, да не наша» он, в отличие от своих более удачливых приятелей, знал очень хорошо.

Светкина смена, однако, оказалась не робкого десятка. Никто никогда не видел Женю в шефском кабинете дольше положенного, а однажды Викторыч явился на работу с глубокими царапинами на лице. Официальное объяснение происшедшего — напоролся на куст, идя из ресторана — изрядно всех повеселило. Однако, против ожиданий сотрудников, Женю не уволили. Более того, как-то так вышло, что с этого дня слово «секретарша» в коллективе стало моветоном. Только «секретарь».

Для Виталия эти дни стали временем редкого творческого подъема. Пока шеф залечивал свою вывеску в «срочной командировке», он нахватал левых заказов, в том числе и от конкурентов, и провел молниеносную операцию по накоплению капитала, завершившуюся долгожданной покупкой брелока для ключей со встроенным mp3-плеером и диктофоном. Однако радость вскоре улеглась, желание работать испарилось еще быстрее, и вообще началась какая-то труднообъяснимая фигня, характеризуемая крайней рассеянностью и душевным беспокойством. Потеряв интерес к интернет-болтовне, он стал часто выходить на перекур в туалет и почти совсем бросил пить на рабочем месте. Ел мало, спал плохо. Дома по утрам заняться было нечем, потому на работу он притаскивался с каждым днем все раньше и раньше. В этом был некоторый плюс, потому что сослуживцы наконец-то перестали шутить насчет его вечных опозданий. Но эта маленькая победа его не радовала, потому что работа окончательно выродилась в рутину, и он стал напоминать себе робота, которого шутки ради кто-то заставил шагать против движения эскалатора.

* * *

По кабинету кружила муха, с раздражающим гудением билась в оконное стекло. Виталий встал и распахнул окно, но тварь не вылетела — вместо этого она опустилась на стол и поползла по листу бумаги. Схватив с подоконника пустую коробку от компакт-диска с песнями Лу Бега, он с размаху хлопнул ею об стол. Прозрачный пластик раскололся. Раздавленная муха прилипла к бумаге.

Он постоял несколько секунд, задумчиво жуя губу. Осмотрел треснувшую коробку, не прилипли ли к ней мушиные кишки, и бросил в урну под столом. Взял из выдвижного ящика цифровой фотоаппарат «Олимпус», сделал несколько крупных снимков. Нашарив среди нагромождения бумаг и компактов шнур компьютерного переходника, подсоединил его к «Олимпусу» и перегнал получившиеся кадры на компьютер.

Пока кипятился электрочайник, Виталий бросил в замурзанную чашку двойную дозу «Нескафе», взял из почти пустого картонного блока пачку «Винстона» и разодрал на ней целлофан. Полистал снимки, выбрал наиболее мерзкий и раскрыл его в «Фотошопе». Пыхая сигаретой и глотая горький кофе, добавил изображению резкости и контрастности, подправил цвета. Дополнил жирной красной надписью: «Так тебе, сука!» и отправил на распечатку.

Раздавил сигарету в блюдце, допил кофе. Глаза слипались, мысли путались. Он понял, что, видимо, переборщил с кофеином — теперь вместо бодряка будет еще сильней хотеться спать. Ну и ладно, подумаешь… Всё равно работать неохота. Лениво поразмышлял, не перейти ли на диван, потом махнул рукой — ему и здесь неплохо. Отставив чашку, Виталий высвободил себе спальное место, засунул в дисковод компакт с электронными экспериментами Игоря Вдовина, зевнул, уложил голову на локти и на время перестал воспринимать окружающее.

* * *

Однажды в мае шеф, вернувшись из поездки во Францию, вызвал его и спросил, не хочет ли он ограничить себя в употреблении спиртного. Виталий пожал плечами и честно признался, что за последнюю неделю только пару раз выпил пива.

— Тогда как это понимать? — Шеф вынул из папки листок, отпечатанный на цветном принтере. — Это же не плакат, а черт те что! Ты чем думал, когда его малевал?

Виталий посмотрел. На картинке был изображен одетый во все черное денди образца 20-х годов, держащий в пальцах выпуклый бокал. Над ним извивались две вычурные, словно бы пьяные надписи, образующие нечто вроде овала.

— И что тут такого? «Изысканное вино» — «Refined vino»… — Виталий наморщил лоб, перевел взгляд на мрачного Викторыча. — «Рифайнд вайно» можно перевести как «изысканный выпивоха». Просто игра слов…

— Игра слов, ёп! Ты мне зубы не заговаривай. — Шеф сунул ему листок под самый нос. — Английский я и без тебя знаю. А почему надпись на пизду похожа?

Виталий проглотил ком. Боня редко злился, но когда он бывал не в духе, ему лучше было не перечить.

— Ну не знаю… — Промямлил он, разглядывая поруганного пьянчугу. — Захотелось сделать вот так. Но я же не настаиваю…