Связчики - [42]

— А это-о-о… на-ка, посмотри.

Алеша передал Гришке бинокль. Гришка стал провожать следующую лодку вооруженными глазами.

— Кто? Облегченная Нога, который делает хорошие лодки, — снова сказал Гришка Потеряев.

Мимо плыл промысловый охотник и рыбак с травмированной и высохшей ногой, который кроме всех главных промысловых дел умел особенно ловко раскалывать кедровые бревна, тесать из них плахи — сколачивать неплохие ходкие, хоть и некрашеные суденышки.

Сразу же за этой проплыла алюминиевая лодка, и человека в ней Алеша узнал сразу. Звали его Миша, он прославился прошедшей осенью, когда добыл тридцать три соболя. Тридцать три зверька — то был лучший результат в их селении. «Он очень боевой!» — говорил про Мишу Илья Котусов, знакомый Алексею охотник-старик из того же селения. И действительно: Миша был человек веселый, живой, даже удалой, и притом довольно общительный.

Лодку Ильи Котусова напарники узнали, когда еще не было видно — по звуку стационарного мотора. Это была большая деревянная лодка. Кроме И чьи, в ней сидели племянник и старуха Ильи — как и он совсем седая; две маленькие долбленые лодки-ветки, очень искусно сделанные, тянулись на буксире. Поравнявшись с избушкой, Илья встал и повертел над головой на пальце шапку. Ночью тоже был слышен гул. Ночи белые, и река была видна ненамного хуже, чем днем; Прогудели еще две, а утром прошла последняя: сидели двое и стоял еще один кето — подпоясанный толстым клетчатым платком старик, которого Алексей и до этого видел всегда стоявшим, возможно, тело старика утратило способность сгибаться; впечатление было такое, что, пожалуй, он никогда не сидел. Старик был совсем немощный, но его нередко брали на промысел, он знал все добычливые места.

«Это башлык, ну, значит, тот, кто сверху всего дела, бригадир, — говорили про него другие охотники и рыбаки. — Он на войне был, он медаль имеет». Кроме того, что с возрастом башлык заимел завидную способность не сгибаться, еще он никогда ничего не говорил, не исключено, что онемел по старости.

Кето и селькупы плыли среди льда, а Гришка все томился, но упрямо предлагал отчаливать позже: не раньше чем через три дня. Лед останавливается внизу и запирает реку, а кето и селькупы — что им станется, это родная река, и с ней они поладят, рыбачить будут по дороге и добывать птиц.

Напарники выждали три дня и еще ночь, и после загрузили лодку сохачьим мясом из ледника, отплыли.

* * *

Гришка Потеряев сидел у мотора, сжимал румпель и держал направление с мыса на мыс, река кружила, вода очень поднялась, метра на четыре. Везде вдоль русла затоплены кусты и верхушки талин кланяются под напором течения, затоплена и пойма. Остров у протоки Кривой Елогуй торчал только макушкой, а ниже залива Сосновая курья земля встречалась все реже и реже. У залива Аппендицит Гришка и Алексей увидели двух лосей; те стояли по брюхо в воде, и, завороженные гулом, смотрели. Зимой в этих местах по тальникам много лосей, и некоторые не уходят потом, когда опасно.

— Найдут сухое? — спросил Алеша Гришку. — Как думаешь?

— Может, найдут. А то вверх брюхом, — ответил тот. — Вода нынче высокая.

Вода, как видно, прибывала. И вскоре земля уже не встречалась. Кругом ледовые поля, деревья в воде, у тех, что пониже, торчали лишь макушки.

Лодок других охотников еще нигде не было видно, они спустились, а может быть, кто-то свернул на старицы искать ондатру и поставить сеть. Напарники плыли, петляли с меандрами, но через полчаса из-за поворота вдруг увидали всех.

Лодки мостились у торосов льда, и чуть ниже по всей реке от стены леса и до другой стены был лед: много-много разбитых и посеревших полей, серое месиво, среди которого там и сям виднелись плавающие с корнями деревья. Вода неслась под лед, и Гришка на миг привстал, увидел это, проворно свернул к торосам, ушел от самой сильной струи. Ему удалось пристать метрах в пятнадцати повыше лодок охотников и рыбаков; он выключил мотор.

Случилось то, чего напарники опасались: на Енисее вода была высокой, лед в устье Елогуя стоял, и здесь, повыше устья, реку забило льдом. Вперед плыть было нельзя, да и назад тоже: сильное течение прибило лодки, против течения бензина много нужно, того что есть, не хватит.

Селькупы и кето сидели в лодках и стояли и, очевидно, соображали, что нужно предпринять, а кто-то размеренно-бесстрастно черпал воду за борт. Тут были почти все люди, что плыли мимо избушки четыре дня назад: Котусовы, Ириковы, Тыгановы, тот, которого звали Облегченная Нога, Муксуновы и Коротких. Был слышен их разговор, и Алексей понял: онемевший по старости башлык дал знать, что где-то здесь должно быть высокое место, куда не достала вода. Они решили перейти торосы, что отделяли лодки от леса, и искать сухой остров. И если удастся найти его, то можно перетащить через торосы лодки, тогда уж будет неопасно, лед, к которому они сейчас пристали, не сможет унести суденышки, и когда есть остров — не придется в лодках ночевать.

Перед лодками весенний лед, ходить опасно: он рушится под человеком сразу, и можно ухнуть под глыбы, течение сделает свое дело.

— …Пусть Облегченная Нога идет, — услышат Алексей неспешные слова. — Все знают, что Облегченная Нога, конечно, не потонет!