Связанные судьбы - [2]

– Вот невезение, – огорчился Кембритч. – Не вести мне здоровый образ жизни. Пропаду ведь без вас, Магда. Так, говорите, поможете мне сбежать-то?

– Вы мне зубы не заговаривайте, – отрезала медсестра, разгибаясь. – Хотите убежать – так я вам ни за что не скажу, что сегодня ночью дежурит Нидденс, а он глуховат и на дежурство без бутылки не выходит. И выход на черную лестницу не проверяйте, он точно-точно закрыт будет. Но если помрете, то я приду к вам на могилку и назову дурнем.

– Точно не разведетесь? – льстиво переспросил Люк. – Вы уникальная женщина! Я вас уже три дня люблю.

– Да будь я хоть на десяток лет моложе, – женщина махнула тряпкой, оценивающе оглядела сухощавую и высокую фигуру собеседника. – А впрочем, и тогда бы не развелась. Глаза у вас, лорд, вы извините, конечно, как у кошака блудливого. Мне мой домашний спаниель роднее. Уж точно не буду гадать, с кем он из соседских кошек ночью на улице гулял.

Люк сокрушенно улыбнулся, и медсестра погрозила ему пальцем.

После обеда и процедур – врач УЗИ только удовлетворенно хмыкал, глядя на снимки брюшной полости, пока Люк, измазанный холодным гелем, терпеливо лежал на кушетке и поглядывал в потолок, – к Кембритчу заглянул посол Рудлога в Инляндии, Степан Иванович Хорошевский. Степан Иванович был кругл, бульдогообразен и фразы ронял весомые, медленные. На неожиданно свалившегося ему в штат еще одного помощника он глядел с плохо скрываемым недоумением. Впрочем, с ним Люк был сама кротость.

– Я завтра отбываю на церемонию вашего награждения, – вещал Хорошевский, степенно усаживаясь на хлипкий больничный стульчик. – Вы можете написать речь со словами благодарности, Кембритч, я зачитаю королеве.

– Вы так добры, – вежливо сказал Люк, – так заботитесь о сотрудниках. Но, Степан Иванович, разве не будет неуважением к ее величеству, если я, совершенно оправившийся после ранения, пренебрегу ее приглашением?

Посол нахмурился, обдумывая информацию.

– Здешние врачи – перестраховщики, – доверительно продолжал Люк, – и я ни в коем случае не хочу нарушать режим, но и огорчать ее величество повторно не желаю. Вы же знаете об инциденте на посольской встрече? – Он, словно волнуясь, сжал руки, и Степан Иванович холодно кивнул. – Я был не в себе и мне нет прощения, но королева была так добра, что позволила мне просить у нее извинения на своем дне рождения. Я не успел, увы.

– К чему вы клоните, Кембритч? – медленно, раскатывая слова, поинтересовался Хорошевский.

– Я прошу вас взять меня в сопровождение завтра, – сказал Люк, – а после церемонии, обещаю, я вернусь в больницу. Меня не будет несколько часов. Но я смогу наконец-то извиниться и принять награду. Что вы думаете, Степан Иванович?

– Ладно, – произнес посол после долгих раздумий. – Но вы будете должны мне услугу, виконт. Я ухожу через телепорт завтра в пять вечера. Будьте в посольстве в это время.

– Благодарю вас за понимание, – с жаром сказал Люк и постарался, чтобы вся его фигура выражала безграничное обожание и благодарность.

Около одиннадцати вечера в столичный дом Кембритчей постучался человек. Одет он был совсем не по погоде – на улице моросил холодный вязкий дождик, а мужчина нетерпеливо переступал ногами в слишком больших промокших тапочках, поправлял странный плащ, больше похожий на больничный коричневый халат, из-под которого виднелись светлые пижамные брюки.

Пришлось идти почти два квартала пешком, прежде чем удалось поймать такси. И хорошо, что по пути не попался какой-нибудь журналистик, иначе вся Инляндия завтра бы обсуждала шокирующие заголовки утренних газет.

Поздний гость чертыхнулся, постучал еще раз дверным молоточком, достал из широкого кармана телефон и начал искать нужный номер. Но звонить не понадобилось – дверь открылась, и невозмутимый дряхлый дворецкий произнес величаво:

– Добро пожаловать, молодой лорд. Ваша матушка уже несколько раз спрашивала о вас.

Люк покрутил замерзшим носом и усмехнулся – для старого Уолдреда, работающего у матери сколько виконт себя помнил, и графиня Кембритч все еще была «молодой леди».

Уолдред принял у Люка промокший халат, аккуратно перекинул его через руку, предложил сухие туфли.

– Нет-нет, – сказал беглый виконт, – мне сейчас нужно переодеться, я промок насквозь. И распорядитесь принести мне чего-нибудь согревающего, Уолдред.

– Ваши покои протоплены, там вас ждут одежда и кувшин превосходного грога, – не обращая внимания на мокрые следы от носков лорда, сообщил дворецкий. – Ужин подавать в комнаты?

– Нет, – отозвался Люк уже с лестницы, под невозмутимым взглядом старика снимая через голову пижамную кофту, – если мать еще не спит, я хочу пообщаться с ней за ужином. И да, Уолдред, за мной могут гнаться полчища врагов. Если будут ломиться в дверь, вы меня не видели.

– Я и так вас почти не вижу, лорд, да и слышу, надо признаться, с трудом, – сухо ответил дворецкий и удалился в сторону кухни. Люк улыбнулся – старик все сделает как надо.

Через полчаса переодетый к позднему ужину и хорошо разогревшийся грогом виконт Кембритч – пил он не без настороженности, памятуя о своем ранении, но организм воспринял алкоголь как давнего знакомого, – сидел с матерью за большим столом в столовой, окрашенной в яркие летние цвета, с плотно задернутыми занавесками, и с наслаждением ел. Немного, растягивая удовольствие – не хотелось бы, чтобы его задумка провалилась из-за взбунтовавшегося желудка.