Связанные - [34]
Марго пару раз даже порывалась уйти, многозначительно тараща глаза и подмигивая мне, желая оставить нас с брюнетом наедине.
— Рита! — шептала я, каждый раз, схватив подругу за руку. — Не бросай меня тут одну! Не смей!
И девушка, хоть и неохотно, но повиновалась.
К моему большому удивлению, Велор сегодня не ворчал и не нудил. Он сначала принялся бродить между стеллажами, периодически неодобрительно цокая языком, а потом и вовсе, схватив какую-то толстенную книженцию по истории, уселся в самый дальний угол и погрузился в чтение, ничего и никого не замечая.
Ровно в семь вечера, мужчина отложил книгу и встал. Рита тоже уже собиралась уходить. Она натянула свою короткую курточку цвета фуксии и взяла зонт.
Мы дружно вышли из магазинчика. Заперев дверь книжной лавки, я вернула Рите ключ, который она позаимствовала у Гриши.
— Пока, Лиз! Не забывай звонить, — с грустью в глазах промолвила девушка, обнимая меня на прощание.
— И ты звони!
Еще раз, напоследок обнявшись с подругой, я открыла дверь машины Велора, намереваясь занять свое привычное положение на заднем сидении. Однако свободного места там не оказалось: все пространство было завалено коробками и пакетами. Была даже парочка термоконтейнеров.
Я растеряно замерла: «Интересно, он что, забыл о существовании багажника?»
— Садись впереди, — бросил мне через плечо Велор и грациозно запрыгнул в салон.
Я нахмурилась. Поездка, похоже, обещала быль веселой.
Послушно усевшись на переднее пассажирское сидение, я пристегнула ремень. Мужчина одобрительно хмыкнул и повернул ключ зажигания, но с места не стронулся. Вместо этого он неожиданно развернулся назад и, пошарив рукой на заднем сидении, извлек оттуда большой пакет с коробкой внутри.
— Держи, — водрузил он мне на колени куль.
Я удивленно вперилась в него взглядом.
— Это что такое? — смущенно пролепетала я, конечно же, понимая, что это подарок.
— Это гарантия твоего спокойного сна, — хмыкнул Велор, — и моего, соответственно.
Я открыла пакет и достала коробку. На ней была изображено счастливое семейство: мать, отец, ребенок. Ребенок лежал в постели, а родители читали ему книгу перед сном. На переднем плане чинно расположилась настольная лампа, по форме напоминающая большой хрустальный шар, как у гадалок.
— Ночник? — восхищенно воскликнула я, открывая коробку.
Велор кивнул.
— Раз ты боишься темноты… — протянул он, и машина стронулась с места.
Я потеряла дар речи от такого деликатного проявления заботы.
— Спасибо! — улыбнулась я, наконец совладав с собой.
Мужчина снова лишь кивнул.
В загородный дом мы не поехали. Велор неожиданно вспомнил, что ему нужно заехать в прежнюю квартиру и забрать оттуда кое-какие вещи.
— Можешь пойти со мной, — миролюбиво предложил мужчина, припарковавшись у высоченной новостройки.
Разумеется, я хотела пойти. Любопытно ведь.
Поднявшись в квартиру, я робко остановилась в просторном коридоре, не решаясь идти дальше без приглашения.
— Проходи, — вновь спокойно отозвался Велор.
«Что-то он подозрительно добр сегодня», — насторожилась я.
Я немного побродила по квартире, пребывающей в жутчайшем беспорядке, пока парень, шурша пакетами, что-то складывал и упаковывал.
— Велор, — окликнула я. — Можно воспользоваться уборной?
— Глупый вопрос, Лиза, — пробубнил непонятно откуда мужчина.
Я пожала плечами.
«Уж лучше спросить, чем… не спросить» — улыбнулась я сама себе.
Уборная оказалась совмещенной с ванной комнатой, но едва я зашла и зажгла свет, как у меня перехватило дух. Я так и осталась стоять в дверях.
Это была та самая ванная, которая снилась мне! Вот светло-бежевая керамическая плитка на стенах и знакомая раковина. Вот то зеркало, где я во сне вместо своего отражения увидела отражение Велора. Меня начала бить дрожь.
— Что с тобой? — недоуменно поинтересовался брюнет, очевидно, почуяв неладное.
— Я видела эту комнату во сне! — воскликнула я, обернувшись.
— В каком еще сне? — недоумение Велора все росло и росло.
И я принялась рассказывать события той ночи, так испугавшие меня. Мужчина молча слушал и только изредка кивал головой.
— Хм… и часто такое у тебя бывает?
— Нет! — замахала я руками. — Лишь один раз было.
— И что ты чувствовала при этом? — продолжал задумчиво хмуриться Велор.
На долю секунды мне почудилась, что брюнет слегка смущен.
— Ничего, — почему-то солгала я, хотя прекрасно помнила злость, негодование и страх, обуревавшие меня. Мужчина снова хмыкнул.
— Ладно, идем, — бросил он, хватая собранные вещи, и я как во сне поплелась следом.
Забравшись в машину, я задумалась: «Велор злился и негодовал в ту ночь, что совершенно разумно, ведь я не согласилась поехать с ним, да еще и избила сумкой! Но вот страх… Чей он был? Мой или все же его? — размышляла я, выстраивая логическую цепочку. — Разумеется, он понимал, что Натана в первую очередь ударит по самому слабому звену — по мне. Также, он понимал, что одной мне не выстоять против этой чокнутой магички, а, следовательно, — подытожила я, — в ту ночь боялся все-таки он сам».
Пораженная своей догадкой, я вновь задалась вопросом: отчего Велору так стыдно признать, что он чего-то страшится? Ответ пришел сам собой: «Мальчишки, — усмехнулась я. — Что люди, что вампиры — все едино. Своей слабости они не выказывают».
Разлука — верная проверка чувств. Пройти эту проверку, значит обрести истинную любовь. Но что если тот, кому я отдала свое пламя… изменился? Он не способен ни любить, ни сострадать. В его тёмной душе нет места для меня, а пожар былой любви обратился холодным пеплом, в котором едва ли теплится лишь искра минувших чувств. Но я здесь, рядом! И я верну моего Дракулу. Непременно верну! Вот только успеть бы… Иппор на грани войны. Мечи и щиты уже подняты. Грядет битва. Последняя битва. Битва за право стать богом.
Уснула на паре? Отчитал препод, и между вами проскочила искра? Да как бы не так! Я, Мария Вознесенская, студентка, писательница и по совместительству жертва преподавательского произвола, теперь вынуждена корпеть над дурацким доп. заданием. И даром, что препод юн и хорош собой. И что же, выслуживаться перед ним теперь? Да как бы не… Так, постойте-ка… Это он что ли посмел телепортировать меня к черту на кулички?
Душа — штука странная, многогранная… Ей под силу помнить даже то, что мы сами не помним. Однако на мою беду, а может, и на счастье, воспоминания, сокрытые глубоко внутри пеленой морока, вырвались на свободу. И теперь я готова ввязаться в чужую, опаснейшую игру, лишь бы только вновь быть рядом с тем, кого люблю. Ради этого я пожертвую всем, что имею! Вот только… решится ли Воин Ночи сделать шаг мне навстречу?
Все смешалось, Хаос, люди. Опасность следует по пятам. С каждым днем отличить добро от абсолютного зла все сложнее, а зарубить на корню так некстати возникшие чувства и вовсе кажется невозможным. Его глаза – бездна. Его душа – первородная тьма. По уму, улепетывать бы мне во все лопатки прочь. Но стук глупого сердца напрочь заглушает голос рассудка, и… Черт! Почему я все еще здесь и не в силах отвести от него взгляд?
Асфальтовая пустошь – это то, что мы видим вокруг себя каждый день. Что в суете становится преградой на пути к красоте и смыслу, к пониманию того, кто мы и зачем живём. Чтобы вернуть смысл, нужно решиться на путешествие. В нём вы встретитесь с героями из других времён, с существами мифическими и вполне реальными, дружелюбными и не очень. Посетите затерянную в лесу деревню, покрытый льдами город и даже замок, что стоит на границе измерений. Постараетесь остаться собой в мире, который сошёл с ума. А потом вернётесь домой, взяв с собой нечто важное. Ну что, вы готовы пересечь пустошь? Содержит нецензурную брань.
Размышления о тахионной природе воображения, протоколах дальней космической связи и различных, зачастую непредсказуемых формах, которые может принимать человеческое общение.
Среди мириад «хайку», «танка» и прочих японесок — кто их только не пишет теперь, на всех языках! — стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши… Чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности. Алексей Алехин, главный редактор журнала «Арион».
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)