Связь без брака - [8]

Всё изменилось в один весенний день, когда в столовую зашла девочка пятнадцати лет, опрятная, в красивом заграничном платье, и такая невероятно красивая, что для начала у меня, как и у почти всех за столом упали челюсти и задымились члены, а потом пришло воспоминание из памяти Ивана, заставившее вздрогнуть сердце, поскольку он рассказывал, что именно вскоре после появления Ангела, как он её называл, не называя настоящего имени, в школе-интернате начались поистине страшные времена.

В подтверждении моих мыслей после завтрака нас построили на общешкольной линейке, где объявили, что наша дорогая Инесса Владимировна уезжает вместе с мужем на повышение в Иркутск, а новым директором станет Андрей Григорьевич Пень. Моментально раздавшийся ржач детей и подростков ничуть не смутил вышедшего на сцену нового руководителя интерната, который оказался крепким мужчиной, со злым взглядом колючих глаз, которым он окинул всех присутствующих, особенно остановившись на девочках. Дальше он начал рассказывать о себе, а я вздрагивать каждый раз, когда его взгляд смотрел в мою сторону.

* * *

Первым, после появления нового директора исчез Бугор, которого уволили и дали пинка под зад из школы-интерната, затем директор проредил старшаков, избавившись от тех, кому исполнилось восемнадцать или вот-вот исполнилось бы. Автобус военкомата стал у нас на ближайшие пару недель частым гостем, и все подростки стали радоваться от глотка свежего воздуха, который Пень привнёс в интернат, задыхающийся от злобы, унижения и бесправия, вот только один я становился с каждым днём всё более замкнутым и отрешённым от всех. Судьба Ивана Николаевича встала на свои рельсы, и я ехал по ним, отчётливо понимая, что возможно закончу также, если не хуже.

Когда в интернате по два человека, стали появляться незнакомые подростки шестнадцати лет, все как один крепкие, широкоплечие и радостно скалящиеся при виде подростов, играющих во дворе, дрожь страха пробивала меня с головы до пят, поскольку я знал, что случиться вскоре на восьмое марта. Иван помнил этот день так отчётливо, что и мне рассказывал, сжимая губы и выдавливая из себя слова. В этот праздничный Международный женский день, ночью изнасиловали самую красивую девочку девятого класса, пустив её по кругу сразу шестью новыми старшаками интерната и первым был директор, который два часа терзал тщедушное тельце, уже не подающее признаков сопротивления, и после этого отдал её своим подручным, которых он перевёл с того места, где руководил раньше, будучи там заместителем директора по воспитательной части и перейдя к нам на повышение.

Утром, смотря на оболочку, которая осталась от вчера ещё красивой, энергичной девушки, строившей планы на жизнь после выпуска, а сейчас с пустым взглядом сидела за отдельным столом и ни с кем не разговаривала. Когда мы вернулись из школы, то узнали, что она повесилась в душевой. Всё ровно так, как и вспоминал Иван. Взгляды многих девочек от этой новости потухли, они стали вздрагивать всякий раз, когда видели рядом с собой кого-то из пришлых старшаков.

* * *

Историю быстро замяли, ведь у девочки-подростка не было никого, поэтому милиция долго не разбиралась, списав на самоубийство. А потом ещё раз, и ещё. Несчастные случаи и самоубийства стали отныне постоянным спутником школы-интерната номер № 3 п. Квиток и это никого не волновало. Все проверки, которые приезжали к нам, как по линии ВЛКСМ, так и по линии гороно с самого Иркутска, уезжали довольные оказанным приёмом по высшему разряду, который устраивал им директор, поскольку все дети были на вид довольными, нарядными и счастливыми, а все расспросы о происшествиях упирались в то, что эти девочки были асоциальные малолетние преступницы с отвратительными характеристиками от учителей и воспитателей, так что их смерти были лишь закономерным итогом их бесполезных жизней, на которые всем было плевать.

Замкнутость и нервные срывы, происходящие от того, как я своими глазами видел, как не только моя новая жизнь идёт под откос, но и понимание, что это для школы-интерната не закончится ещё долгие три года, на протяжении всего обучения Ивана. Директор, окруживший себя верными себе подростками, держал в страхе всех, а некоторые ученики и ученицы, не пережили встреч с ним, а ведь дальше было ещё только хуже.

Ко дню, когда второй раз сломалась жизнь Ивана Николаевича, я подходил истощённым, бледным словно сама смерть и озлобленным на весь мир подростком, ненавидящим всё и вся. Это случилось летом, когда нас повезли впервые в жизни в пионерский лагерь, где жили обычные дети, приехавшие туда на смену, да и ещё и которых каждые выходные навещали родители, привозившие не только ягоды с огородов, но и другие вкусняшки. Так что появление интернатовских на этом празднике жизни, обломило лето многим из них.

Живя в социуме, построенным на праве сильнейшего, старшаки быстро подмяли под себя весь лагерь, избив сначала пионервожатых-студентов пединститута, приехавших отдохнуть на лето и заодно пройти практику, а затем и некоторых взрослых, которые не понимали вначале, что происходит вокруг. Вскоре опухоль под названием страх и ненависть, перешла и на здоровые клетки, которыми были обычные дети. Родители всё чаще стали приезжать забирать их, пока не остались только те, кто не мог никуда уехать, поскольку их оставили на всю смену.