Святые старцы - [6]

Понимая, что резкая, жестко проводимая реформа вызовет отторжение монашествующих, отец Василий действовал постепенно, мягко. Для начала в Коренную пустынь был запрещен вход женщинам. Затем и самим монахам было запрещено покидать пределы обители и странствовать в поисках подаяния. Отныне братия должна были пребывать в собственных келиях, считая их как бы своими гробами, и всё время проводить в безмолвии, Иисусовой молитве и чтении душеполезных книг. Службы начали совершаться по Афонскому чину. Вместо суетного, нервного, полного соблазнов быта в пустыни понемногу воцарилось спокойное, благочестивое, приносящее пользу душе течение жизни.

Гладко ли протекала эта реформа, все ли безоговорочно поддерживали отца Василия в этом начинании? Судя по сохранившимся воспоминаниям, о единодушии речи не было. Новые строгие порядки и запреты не могли не возмущать тех из братий, которые были слишком подвержены «духу времени». Так, некий иеромонах Леонид, обладавший красивым голосом, пленил своим пением на клиросе местную помещицу по имени Анна и начал с ней встречаться. Отец Василий как мог пытался прекратить бесчинства пары, но Леонид с Анной не только не прекратили свои отношения, но и начали засыпать духовное начальство доносами на иеродиакона. Пришлось отцу Василию самому отправиться на прием к архиепископу Курскому и Белгородскому Феоктисту (Мочульскому) и просить для отца Леонида перевода в другое место. В итоге пара была разлучена. Но клевета на отца Василия не прекратилась, более того – недовольные им монахи не раз побивали его камнями и даже замыслили его убийство. Впрочем, разрешилась эта история благополучно: заговорщики опомнились и сами пришли к отцу Василию каяться, а тот простил их и попросил держать всю эту историю в тайне.

Словом, недовольных новациями в афонском духе хватало. Но неизмеримо больше было тех, кого новый облик Курской Коренной начал завораживать, манить к себе. В 1798–1799 годах резко возросло количество паломников, в пустынь стали стекаться странники из близлежащих и отдаленных губерний. И большинство из них жаждали встречи с иеродиаконом Василием – ведь именно от него шла та живительная волна обновления, которая полностью изменила монастырь.

Впрочем, желанной встречи добивались далеко не все. Женщин, к примеру, отец Василий видеть не хотел вовсе. Но если уж приходилось с ними разговаривать, то низко склонял голову, чтобы не глядеть на собеседницу. Его смирение было настолько велико, что себя отец Василий называл «прахом и пеплом». Тех, кто поносил и бил его (вспомним монахов, нападавших на него с камнями), он искренне благодарил, кланяясь им до земли за то, что врачуют его грешную душу. Избегал всяких праздных речей и, слыша их, тут же молча отходил в сторону. Считал себя недостойным смотреть на иконы, старался не разглядывать не только мирские вещи, но и богослужебные сосуды, убранство ризницы. Как только его начинали хвалить, сразу же пресекал это, называя себя бродягой, хуже не только скота, но даже и бесов. А начиная какое-либо дело, неизменно спрашивал у первого встречного – простого инока или случайного крестьянина:

– На пользу ли мне сие будет?

И, получив ответ, так и поступал, полностью отсекая свою волю.

Нет сомнения, что рост известности Курской Коренной пустыни, толпы паломников, желавших получить благословение, смущали и утомляли отца Василия. Какое-то время он с учениками даже удалился в Софрониеву Молченскую пустынь. Тем временем приближался очередной этап его жизни…

…26 октября 1798 года епископом Орловским и Севским был назначен Досифей (Ильин, 1751–1827), ранее бывший наместником Троице-Сергиевой лавры и епископом Старорусским. Объезжая свою новую епархию, владыка посетил и Брянскую Белобережскую Иоанно-Предтеченскую пустынь. Основанная почти сто лет назад, к концу века она пережила три закрытия (в 1724–1727, 1770–1775 и 1780 годах) и находилась в запущенном состоянии: вконец обветшавшие храмы и другие постройки, во главе – священник из белого духовенства, при котором пять человек братии… Но владыка Досифей был глубоко впечатлен уединенным расположением обители, ее видом и задумал восстановить пустынь. Как раз когда он размышлял над тем, кому можно поручить это сложное дело, его в Севске (именно там находилась тогда орловская кафедра) посетил иеромонах Арсений (Кириллов), ученик отца Василия, побывавший с ним на Афоне и в Нямецком монастыре. Теперь он направлялся из Курской Коренной обители в смоленские леса, где намеревался вести отшельническую жизнь.

– Как кому доверить?.. – переспросил отец Арсений, когда владыка Досифей доверительно поделился с ним мыслями. – Да моему духовному отцу Василию из Коренной. Лучше его никто с этим делом не справится.

– Верно! – обрадовался было владыка, но тут же задумался: – Да ведь отец Василий по своему смирению не захочет принять наместничество в Белых Берегах…

– А в этом давайте я вам подсоблю, владыко, – предложил отец Арсений. – Авось и удастся уговорить старца.

Так и сделали. Отец Арсений приступил к своему духовному отцу с уговорами, и тот по некотором размышлении согласился. Ведь постоянная суета вокруг Курской Коренной пустыни его смущала и утомляла. А здесь предстояло возродить, а фактически основать заново монастырь, находившийся в отдаленном, труднодоступном месте. Заодно он и отца Арсения убедил не уходить в леса, а последовать вместе с ним – возрождать обитель…