Святые сердца - [133]

В самый глухой час той же ночи, когда сестра Зуана уже давно пожелала своим пациенткам доброго сна, Клеменция просыпается и видит в комнате фигуру; она клянется, что это была сама Богоматерь, ибо она пришла тихо, лицо ее скрывала белая вуаль, а вокруг нее пахло цветами. Она останавливается у кровати послушницы, и та немедленно садится и молится вместе с ней, как будто и не была на краю смерти. Святая Дева наклоняется и протягивает ей чашу с причастием, из которой та долго пьет. Потом девушка ложится снова, а фигура, помолившись возле нее некоторое время, уходит так же тихо, как пришла.

Все знают, что Клеменция безумна, как стадо весенних ягнят, и все же когда на рассвете оказывается, что девушка тихо умерла во сне, новость распространяется по общине, точно дуновение легкого ветерка, неся с собой удивление и надежду.

Глава сорок восьмая

Однако смерть не отменяет жизни, и монастырь накануне Пасхи оживлен, как никогда.

Летиция и сестра Зуана, которые нашли девушку бездыханной, перенесли ее тело в маленькую покойницкую за аптекой, где ее обмыли и приготовили к похоронам. Вместо публичного отпевания молитвы произносят в часовне. И хотя всем страшно хочется видеть тело, аббатиса обязана проследить за тем, чтобы община как можно скорее вернулась к нормальной жизни, что она и делает, и ее новообретенному авторитету подчиняются беспрекословно.

В тот же день приданое для благородной свадьбы заканчивают и укладывают в огромный сундук, за которым приедут завтра. Это дело такой важности, что аббатиса сама приходит проследить за тем, как сундук спускают в маленькую комнатку возле покойницкой, откуда его в тот же день переправят в склад у реки.

Зуана и Летиция укладывают тело девушки в грубый деревянный гроб, который накрывают куском белого муслина (золотого покрова удостаиваются лишь принявшие монашеский обет). Затем Зуана отпускает Летицию, которую вид исхудавшего до костей юного тела неожиданно растрогал так, что она не может сдержать слез, а сама сидит рядом с телом Серафины в течение рабочего часа.

Вскоре к ней присоединяется сестра-наставница, которая сходила к аббатисе и покорно испросила разрешения проститься со своей бывшей подопечной.

Две женщины бок о бок встают на колени у гроба. В последний раз они стояли так у тела сестры Имберзаги, когда Зуану тронула заразительная радость сестры-наставницы. Теперь она против воли отмечает, что в душе ее товарки по монастырю стоит мрак, как будто она, как ни старается, не может и не хочет простить себе своей роли в странной смерти этой молодой женщины.

Наконец, после многочасового стояния на коленях и молитвы, старая женщина медленно встает и молча идет к двери.

— Сестра Юмилиана?

Она останавливается и ждет.

— Вы как-то сказали, что жалеете о том, что не были моей наставницей. Я разделяю ваши чувства, и, если вы позволите, я хотела бы прийти как-нибудь к вам и поговорить о том, как мне ближе подойти к нашему Святому Отцу.

Старая женщина вздрагивает.

— Не надо ко мне приходить, — хрипло говорит она. — Я недостойна.

— А я думаю, что наоборот. Пожалуйста. Я верю, что именно вы сможете мне помочь.

И хотя обман царит в комнате, в словах Зуаны его нет.

Юмилиана долго смотрит на нее, медленно кивает, и ее седые волосы и дряблый подбородок начинают дрожать, когда приходят слезы.

— Я постараюсь.

Прямо перед вечерей аббатиса вызывает старшую прислужницу к себе и просит подождать до ужина, а тогда уже перенести сундук на склад, поскольку она сама хочет в последний раз проверить его содержимое.

Когда монахини расходятся по кельям для молитвы, Зуана и аббатиса встречаются в покойницкой. Вместе они легко вынимают девушку из гроба и переносят ее через отпертую дверь в соседнюю комнату, где ждет приданое. Когда они укладывают ее и накрывают сверху расшитыми свадебными шелками, Зуана щупает пульс. Найдя его, она убеждается, что сердце бьется ровно, хотя и очень слабо, как у больного на пороге смерти. Союз двух снадобий обещает, что человек может оставаться как бы при смерти около двадцати четырех часов, а потом очнуться вполне здоровым. Однако если первое наблюдение исходит от язычников Леванта и вполне надежно, то вот второму, исходящему от его отца, никаких доказательств нет. Остается только надеяться. Во сне девушка кажется все еще очень хрупкой, кожа да кости, на руках — повязки со слоем мази внутри. Как не похожа она теперь на спелую, точно персик, юную красотку, которая прибыла в монастырь некоторое время назад. Но и ее будущий муж, которому едва не перерезали горло, вряд ли будет много краше.

Прежде чем опустить крышку, аббатиса достает из-под плаща какой-то предмет и кладет его под перевязанные ладони девушки. Это оказывается инкрустированный драгоценными камнями крест, не столь дорогой, как тот, который она надевает по праздникам, но все же достаточно богатый, чтобы помочь владелице начать новую жизнь. На этот счет ей даны самые четкие указания: ни в коем случае не пытаться продать или заложить его в самой Ферраре или ее владениях. Но как только она, вернее, они, окажутся на достаточном удалении, пусть поступают с ним так, как сочтут нужным. Никто не спросит их, откуда он взялся, а если и спросит, то ни в одной из обителей Феррары не будет записи о пропаже драгоценного креста и, уж конечно, о беглой монашенке тоже. Послушница Серафина к тому времени будет давно лежать в могиле, ее некролог, точно такой же, как и множество других, аккуратной рукой сестры Сколастики будет вписан в книгу поминовений, а ее приданое останется в монастыре.