Святые горы - [7]
— Нас вышвыгнули! Мы погибли! Нас вышвыгнули!
Белокурая дородная Ядзя, странно, смахивала сейчас на ту смуглую женщину.
Чем?
Возгласами?
Но за женщиной тянулся длинный хвост детей, а Ядзя одна, впрочем, как и Юлишка. Нечего им трусить.
По полу зацокали коготки. Из кладовки в коридоре нехотя выбралась Рэдда. Заспанная, она сладко потянулась на пороге и зевнула, потом не спеша преодолела пространство между дверью и Юлишкиными туфлями. Предварительно обнюхав, она легла на них бело-розовым со втянутыми сосками животом. Нежная тяжесть успокоила Юлишку.
В открытую форточку ворвался усиленный штольней подъезда рев мотоциклов. Во дворе кто-то что-то крикнул: ай-пай-трах-чав-бам! — то ли по-немецки, то ли по-русски. Но так как Юлишка не уловила ни сути, ни интонации, то и не взволновалась. Вскоре шум растаял.
— Убрались, — удовлетворенно сообщила Ядзя, смелее отодвинув занавеску.
— Ах, я Рэддин матрасик забыла!.. Сходим? — спохватилась Юлишка.
— Обожди. Вдруг вернутся?
Но никто не вернулся, и ободренные тишиной подруги на цыпочках, словно две тени, выскользнули на бетонированную площадку лестницы, с которой превосходно просматривался пятачок у черного хода.
3
На двери двенадцатой квартиры висел аккуратно приспособленный к почтовой прорези листок бумаги: «Хозяева, сиди дома, не бегай» — и четко фамилия, и звание — по-немецки. Юлишка их-то, конечно, и не разобрала, так как не знала ни одной иностранной литеры.
На четвертом этаже у Кареевых — под квартирой Александра Игнатьевича — белел точно такой же призыв, написанный на точно такой же сияющей, будто хорошо накрахмаленное и отглаженное белье, бумаге, — негнущейся. Юлишка не обратила на него особого внимания, когда поднималась по лестнице. На других этажах предупреждение отсутствовало. То ли там кто-то оставался, то ли немцы открыли замки ключами, изъятыми утром у Кишинской, и им уже ничего не было нужно от тех — Жилы, Апрелевых.
Несмотря на вежливую просьбу немцев никуда не бегать, Юлишка предположила, что они сами поняли ее не менее вежливый намек и убрались восвояси — искать более гостеприимное пристанище для своих генералов. Здесь их духа не будет. Сусанна Георгиевна останется довольна ее поступками.
Ядзя молчала. Она смирилась с тем, что Юлишку не переубедить. Может быть, немцы — это не так страшно, подумала Кишинская, может быть, я преувеличиваю? Но между пальцами у Юлишки голубиным крылом трепетал маленький листок, покрытый каллиграфическим почерком. Листок грозил, хотя имел невинный вид.
Ядзя прошлась по коридору, завернула поочередно в спальню, столовую, кабинет, развела — без зависти — руками, пожалела открывшееся перед ней великолепие и прошептала:
— Они нас застрелят, если что.
— Не бойся, — ответила Юлишка, — не застрелят.
И опять перед ее глазами появились Скрипниченко и Любченков — веселые и молодые, в белых краснозвездных шлемах и нитяных перчатках…
Она вздохнула свободнее, чувствуя себя победительницей, и решила больше не поддаваться ни дурному настроению, ни мрачным пророчествам Ядзи. Она вошла вслед за подругой в кабинет Александра Игнатьевича, где по-прежнему лежала неприбранная, похожая на талый — осевший — мартовский сугроб постель, подняла трубку телефона и, чуть притормаживая на обратном пути диск, набрала номер Апрелевых. На удивление, там сразу отозвались.
— Алье?
— Это ты, Марусенька? — спросила Юлишка. — У вас немцы были?
Она чуть отстранилась — сдвинула наушник, так как бабушка Апрелевых обладала привычкой говорить очень громко.
— Неизвестно, то ли были, то ли нет, — гремела трубка. — По-русскому балакают и ничего не берут.
— Вот пожалуйста, — торжествуя, сказала Юлишка, подмигнув Ядзе, — по-русски говорят и ничего не берут, и бояться нам нечего.
Ядзя с сомнением пожевала губами.
— Марусенька, а Марусенька, — продолжала допытываться Юлишка, — ты что будешь делать?
— А что? Ничего не буду. Отдохну да грузинского попью с сухариком пеклеванным, насушила. Заходи. Зайдешь?
Сухарики из пеклеванного — изобретение академика.
У Юлишки внезапно оборвалось что-то под сердцем. Возбуждение спало, и она машинально, не отвечая, дала отбой, а потом подошла к тахте и села прямо на простыню, чего раньше себе бы не позволила. Марусенька права — надо подкрепиться, попить чаю, а тогда уж сложить в чемодан белье на случай, если придется все-таки скрыться у Ядзи. Минуту назад она твердо решила — остаться, чего бы это ни стоило, раз мотоциклисты укатили, но, вспомнив про накрахмаленный листок, заколебалась.
Пустынность комнат ее мучила, пустынность переулка предостерегала: немцы не могут не возвратиться; немцы возвратятся!
— Ну и пусть! Уйду назло! Здесь я хозяйка!
Она чувствовала себя хозяйкой, главой семьи и не собиралась такое приятное ощущение терять.
Чтобы подбодрить Ядзю, Юлишка предложила:
— Пойдем позавтракаем.
В углу Ядзя скатывала желтую ворсистую подстилку Рэдды. Не валяться же английскому пойнтеру на голых досках из-за немцев?!
Юлишка перевела взгляд на люстру, отвратительным крестовичком прилипшую к потолку, — а когда-то ее форма нравилась. Перед глазами Юлишки проплыли обломки того дня, когда в эвакуацию уезжала Сусанна Георгиевна с Сашей и Юрочкой.
Новая книга известного современного писателя Юрия Щеглова посвящена одному из самых неоднозначных и противоречивых деятелей российской истории XIX в. — обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву (1827–1907).
Юрий Щеглов. Жажда Справедливости: Историческое повествование. Повесть. / Послесловие: М. Шатров.Журнальный вариант. Опубликована в журнале Юность. 1987, № 11. С. 13–35.Повесть «Жажда Справедливости» знакомит с малоизвестными страницами гражданской войны на Севере России. Главный герой — сотрудник Наркомвнудела, крестьянин по происхождению и городской пролетарий по образу жизни. Восемнадцатилетний Алексей Крюков принял революцию как событие, знаменующее собой становление нового общества, в котором не только принимаются справедливые законы, но и выполняются всеми без исключения.Безусловно, историческая проза, но не только: вопросы, на которые ищет свои ответы Алексей, остаются и сегодня по-прежнему злободневными для людей.
До сих пор личность А. Х. Бенкендорфа освещалась в нашей истории и литературе весьма односторонне. В течение долгих лет он нес на себе тяжелый груз часто недоказанных и безосновательных обвинений. Между тем жизнь храброго воина и верного сподвижника Николая I достойна более пристального и внимательного изучения и понимания.
Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.
На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами.