Святой язычник - [70]

– Мои, чьи же еще?

– А мы выпустим этого красавца на волю, – кивнул Владимир на сизого, – и посмотрим, куда он полетит. Вернется – значит, твой. А не вернется, так отнесет весточку своему хозяину.

– Какую весточку? – насторожилась Малфрида.

– Попросишь хозяина срочно сюда явиться – будущее предсказать.

– Кому предсказать? – вырвалось у чехини. Тут же сообразив, что ляпнула лишнее, она гордо заявила: – Что за чушь?! Ничего я писать не буду.

– Понимаешь, Малфрида, волхвы дали знать печенегам, что я без рати в Васильев уехал.

– Печенегам? – удивленно взметнула брови чехиня.

– А ты чего от волхвов ждала? Чтобы они, пока меня в Киеве нет, принцессу извели? – сурово взглянул на бывшую жену Великий князь. – Подвели они тебя, Малфрида.

Жажда мести вспыхнула в глазах чехини. Немедля накатала она такое послание, что уже через несколько часов Ган вошел в ее покои.

– Зачем звала, княгиня?

– Хочу будущее знать.

– Чье?

– Твое, – вышел из укрытия Владимир. – Угадаешь – пощажу, не угадаешь – пеняй на себя.

Ган все понял, но и бровью не повел:

– Угадать мое будущее нетрудно, только брешешь ты, Великий князь: не будет мне пощады.

– Верно говоришь, волхв. Нет пощады предателю.

– Это ты предал нашу веру! – вскипел Ган.

– А кто навел печенегов на землю Русскую?

– Лучше поганые, чем подлые греки.

С этими словами волхв встал на колени, обнажил шею:

– Руби, князь! Не впервой нарушать тебе клятву. Бери мою жизнь!

– Плохой из тебя вещун, – рассмеялся Владимир, – не нужна мне твоя жизнь жалкая. Отдам я ее Малфриде. Пусть она до конца дней ежечасно напоминает, как ты ее предал.

– Как отдашь?

– Женим тебя на княгине, – пояснил Громыхало, – князем будешь!

– Потешаться надо мной вздумали? Не бывать этому!

Ган раскрыл посох и занес над собой спрятанный в нем кинжал.

– Перун! Тебе жертва сия! Испепели отступников молниями!

Не успел Ган принести себя в жертву. Пока взывал к Перуну, Громыхало успел перехватить кинжал.

– Не спеши, кудесник! Мы еще свадьбу не сыграли.

Так возникли на Руси потешные свадьбы. Веселились все, даже молодые. Только Ган заливался на своей свадьбе горькими слезами и невесту целовать напрочь отказывался. Да и Малфрида жениха не больно жаловала.

Анна укоряла Владимира: мол, грешно смеяться над людьми. Великий князь ответил:

– Да, не по-христиански, но лучше потешаться, чем головы сносить.

Забота семнадцатая. Прощение

…оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим…

Евангелие от Матфея, 5, 24

Невесел был Великий князь на свадьбах своих бывших жен.

– О чем кручинишься? – спросила принцесса. – Может, жалеешь, что я у тебя одна осталась?

– Ты у меня как солнце ясное, – обнял Владимир Анну. – Как взойдешь, так все звезды меркнут. И мир мне освещаешь, и душу согреваешь.

– Но я же вижу: гнетет тебя дума печальная.

– И то верно, – вздохнул Великий князь. – Поведал мне Острожко, что встретил у печенегов воеводу Варяжко.

– Как он у кочевников оказался?

– Моя вина. Служил он моему брату Ярополку, а я дал клятву, что не трону брата. Когда же Ярополка убили, проклял меня Варяжко и ускакал в степь.

– Великий грех… – затужила Анна. – Надо прощения просить.

– Да я бы с радостью, только не верит он мне. Речет, что убью я его, как брата своего.

– Да, не поверит тебе язычник. Не ведает он, что такое раскаяние.

– А он не язычник: еще при Ярополке крестился. Мой брат дюже Христа любил.

– Что же ты молчишь? Поклянись Варяжко на кресте.

В глазах Владимира затеплилась надежда.

– Я же говорю: свет мой ясный, – расцеловал он принцессу и немедля умчался к Острожко, не догуляв свадебных пиров.

На рубеже работа кипела. Города-крепости росли, как грибы.

– Ну вот, явился, – недовольно пробурчал Острожко, встречая Великого князя, – только от дел будешь отвлекать.

– Буду! Хочу с Варяжко повидаться.

– Ты что?! Да Варяжко спит и видит, как тебя со света сжить.

– Вот и славно! Вот и встретимся мы там, где он меня сможет и печенегам выдать, и мечом зарубить.

– Совсем светлый князь рехнулся…

– Пойду к нему в степь безоружный, – стоял на своем Владимир.

– Вольному воля, только я пальцем не шевельну.

– Больше некому: ты один ведаешь дорогу к Варяжко.

– Сложим на этой дорожке буйные головы. Ладно ты – я зря лягу.

– Помоги, Острожко, – взмолился Великий князь. – Свет мне не мил!

– Вижу, не слепой, – смягчился воевода, – мы же не язычники… Подмогу, чем могу.

Неведомо как, но Острожко договорился. Встретились в степи, на земле печенегов. Варяжко пришел с оружием и верными гриднями. Владимир даже доспехов не надел. С ним был лишь Острожко. Не смог отпустить Великого князя одного. Воевода спрятал кинжал за пазухой, но что он против вооруженных до зубов воев?

– Зачем звал? – спросил Варяжко, с недоверием глядя на безоружного Великого князя.

– Хочу прощения просить.

– За что?

– За Ярополка. За измену. Прости, если сможешь.

– Единожды солгавши – кто тебе поверит?

– Крест целовать буду.

– Что тебе Христос? Веру меняешь, как перчатки.

– Зря ты так, – встрял Острожко, – видел бы, сколько Владимир храмов поставил. Ярополку такое и не снилось.

– Ярополка не тронь. Истинный христианин был – поверил слову шакала…