Святой в миру - [41]

Для Дорана этот день оказался мучительно тягостным, и под вечер он предпочёл уединиться в своей гостиной. Патрик был странно надломлен и сбит с толку — и произошедшим, и поведением Коркорана. Он не корил себя за ложный выбор, но духовное бесстрашие и готовность на скандал Коркорана подлинно удивили его. Тот спокойно шёл на то, что любой здравомыслящий человек предпочёл бы избежать любой ценой. Доран вынул из кармана записку Стивена Нортона. Короткая, всего в полторы строки, написанная на странице, вырванной из блокнота, который был во внутреннем кармане погибшего. «Я не могу и не хочу жить, когда ты так жесток, Кристиан…» Он снова поморщился. «…Испытываю странное искушение пнуть ногой это животное, для которого желания его растлённой задницы были высшим законом любви…»

Да, несчастный выбрал из всех возможных идолов своей страсти — самого бесстрастного. Самого недостижимого. Самого праведного. И разбился об него как хрупкий стеклянный бокал — о стальную наковальню. Что он сказал? Доран остановил неспешный и размеренный ход своих мыслей. Он назвал Коркорана… праведником?

Глава 12. Беспокойная ночь с покойником

Плотник, конюх и грум занялись по просьбе его сиятельства гробом для погибшего, из готовых досок смастерив его за час, после чего — установили в холле. Лицо мертвеца пришлось закрыть, но в остальном — всё было пристойно. Покойный лежал между двумя кенкетами с горящими свечами и был единственным, кто подлинно пребывал в покое, — впрочем, кроме того, кого он сам обвинял в своей смерти. Мистер Коркоран, лениво развалившись на софе, наигрывал на скрипке нечто фантазийное, скорее аmoroso е lusingandо, чем funebre е doloroso, временами прерывая импровизацию и дегустируя роскошный французский коньяк. Он ничуть не избегал ни Дорана, ни его сиятельства, напротив, как замечал Доран, старался успокоить графа, потрясённого смертью столь молодого человека и сопровождающими её обстоятельствами. По случайной реплике хозяина поместья Коркоран понял, что Доран рассказал милорду Хэммонду о склонностях юноши, и потому в своих утешениях был откровенен.

— Дядюшка, не расстраивайтесь. Порадуйтесь верности Слова Божьего. Сказано же: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость, и если кто будет делать все эти мерзости, то души делающих это истреблены будут из народа своего». Это Левит, глава, если мне не изменяет память, восемнадцатая.

Но милорд Хэммонд был подлинно убит смертью своего гостя.

— Господи, мы смертны, да. Вторжение недугов, смерть близких — все вещает о конце, но… он был так молод, Кристиан, ведь он был так юн… Так страшно, когда умирают молодые, — граф никак не мог прийти в себя.

Коркоран только пожал плечами, а ближе к полуночи пожаловавшись, что у него слипаются глаза, направился в спальню.

Сестра же мистера Нортона была совершенно безутешна, и её рыдания были слышны даже в курительной. Доран ужасался, вспоминая, как всего два часа назад девица хотела отправить тело брата в Лондон, с тем, чтобы самой влезть под одеяло к Коркорану. Теперь братец не смог бы ей помешать. Доран не мог отрешиться от мысли, что рыдает юная леди исключительно от обиды и злости на подругу, выпроводившую её из Хэммондсхолла. Все эти мысли заставляли его морщиться. К тому же он просто нервничал. Сейчас, когда за окнами стемнело, при одной мысли, что в холле стоит гроб с телом того, кто ещё вчера утром сидел с ним за одним столом, его словно замораживало. Заметив его состояние, граф посоветовал ему идти спать — день был тяжёлым, он просто устал. Доран медленно проследовал по коридору к себе, но в гостиной услышал голоса. Это были Чарльз Кэмпбелл и Гилберт Морган. Они говорили достаточно громко, и именно в их неспешном разговоре снова прозвучало слово «чертовщина».

— Который это по счёту труп на пути нашего красавца, Чарли?

— Кто же их считал? И заметь — его даже не обеспокоили…

— А с чего его беспокоить? Он, как всегда, ни в чём не виноват. Ланселот на белом коне и в белом смокинге. Рыцарь без страха и упрёка.

— Чертовщина.

— Ты уверен, что этот содомит ринулся вниз по собственной воле? Или все же случайность?

— В такие случайности верится с трудом, Берти. Он был без ума от Коркорана, ходил вокруг, как кот вокруг сметаны, облизывался и грезил. Его сиятельство побледнел, когда говорил с племянничком. О заклад бьюсь — он покончил собой и записку наверняка оставил.

— Не исключено…

Доран снова поморщился. Придя к себе, обессиленный и вымотанный, он снова сел в кресло и уставился в каминное пламя. Вина… Он привык брать на себя свои вины — в искушениях, слабости, малодушии. Попытка убежать от вины провальна. Более того, желающий избавиться от неё, теряет бесценную возможность осуществить себя, стать человеком.

Но ему никогда не возлагалась на плечи вина за чужую смерть. Такого он бы не вынес. Доран снова вынул записку и перечитал. Обвинение было прямым, жёстким и недвусмысленным. Священник ощутил липкий ужас — точно описанный мисс Морган призрак Чёрной леди прикасался к нему ледяными руками. Доран понял, что на самом деле Коркоран держался всё это время лишь нечеловеческим напряжением воли — не желая перекладывать на его плечи бремя своей вины, и при мысли о том, что он должен чувствовать сейчас, в одиночестве, Дорана сковал новый ужас.