Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть - [37]
Затем Павел предупреждает римлян, как и ранее коринфян, что сильные должны уважать мнение «немощных». Он уже предостерегал иудейских членов общин от свойственной им тенденции смотреть на язычников свысока, но, судя по всему, среди языческих членов римской общины стал проявляться шовинизм по отношению к иудеям – они отвергли Мессию, а значит, навсегда утратили милость Божью{389}. Возможно, именно это вдохновило Павла на пламенную защиту иудеев в нескольких главах письма (Рим 9–11), где он решительно отождествляет себя со своим народом. Их положение, говорит он, есть «великая печаль и непрестанное мучение» его сердцу:
Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, т. е. израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти{390}.
Павел не верит, что Бог навсегда отверг свой народ. Более того, он усматривает в отвержении Мессии высший промысел: поскольку евреи «споткнулись», язычники обрели спасение. Ожесточение Израиля продлится, «пока не войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется»{391}.
А между тем языческие члены экклесии не должны осуждать еврейских собратьев, которые соблюдают пищевые запреты Торы. Быть может, даже после обращения некоторые римские граждане считали евреев подчиненным народом и воспринимали их древние обычаи как варварские. Как мы уже знаем, Павел не считал пищевые запреты существенными, но закон любви исключал для него шовинизм: в семье Мессии все люди – слуги Божьи:
Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну… Если же за пищу огорчается брат твой, то ты уже не по любви поступаешь{392}.
Павел положил многие годы на то, чтобы привести язычников к Богу во исполнение Священного писания. Теперь он делится с римлянами своими планами относительно западной миссии и сообщает, что надеется посетить их по пути в Испанию. Это дает ему повод заговорить о сборе пожертвований, акцентирующем единство евреев и язычников в общине Мессии:
Македония и Ахея решили собрать деньги для бедных среди народа Божьего в Иерусалиме. Решили, да и должники они перед ними. Ибо если язычники сделались участниками в их духовных богатствах, то должны помочь им в материальных нуждах{393}.
Ранее Павел обещал «столпам», что будет помнить и поддерживать иерусалимских «нищих» в их эсхатологической задаче подготовки к возвращению Иисуса в Святой Город. Однако после долгой миссии среди язычников он стал считать, что иерусалимская община напрасно считает себя исключительной. Римлянам он описывает сбор пожертвований как инициативу языческих общин и обмен дарами.
Свое письмо Павел, возможно, доверил Фиве, главе экклесии в Кенхреях (восточном порте Коринфа), которая собиралась совершить деловую поездку в Рим{394}. Затем он занялся организацией большой делегации в Иерусалим, чтобы она отбыла весной 56 г. и поспела в Святой Город к празднику Шавуот (Пятидесятницы). При этом Павла одолевали смешанные чувства. С одной стороны, он был уверен, что с экспедицией все получится. Невзирая на трения, оставшиеся между ним и Иаковом после антиохийского спора, он не мог вообразить, чтобы иерусалимская община отказалась принять добрый дар языческих верующих. Его общины прошли сквозь горнило испытаний и, по мнению Павла, обрели собственный вес. Делегация набиралась большая: по данным Луки, людей было столь много, что путешествовать и жить вместе не получалось{395}. Пусть в Иерусалиме увидят, какую силу обрело Иисусово движение в диаспоре благодаря усилиям Павла! Тем более его новообращенные уже не уходили в эгоистически-индивидуалистическую религиозность, а все больше осознавали себя частью всемирной общины. Пожертвования доказывали их твердое намерение трудиться рука об руку, как равные, с иерусалимскими «нищими» ради прихода Царства{396}.
С другой стороны, Павла мучило беспокойство, которым он поделился с римской общиной: «Умоляю вас… подвизаться со мной в молитвах за меня Богу, чтобы избавиться мне от неверующих в Иудее и чтобы служение мое для Иерусалима было принято народом Божьим»{397}.
Он понимал: при виде того, как большая процессия чужеземцев несет дары на Сион, еврейские верующие вспомнят пророчества Исаии о паломничестве в Святой Город в последние времена, когда «богатство моря обратится к тебе, достояние народов придет к тебе»{398}. В Послании к Римлянам Павел ссылается на весть Исаии о будущем обращении язычников к Богу Израилеву: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение, говорящего Сиону: „Воцарился Бог твой!“»{399}
Но Павел также знал, что это пророчество начинается с обетования Господнего Иерусалиму: «Облекись в силу твою, Сион!.. ибо уже не будет более входить в тебя необрезанный и нечистый»{400}. Между тем он собирался привести в Иерусалим целую толпу необрезанных и не соблюдающих Тору язычников, да еще в один из самых священных для иудеев дней в году…
