Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть - [32]
Нам остается лишь воображать драматические жесты человека, который зачитывал послание Павла в Коринфе: как он с помощью пантомимы изображал надевание и снятие покрывала, трепет и страх толпы. Реакция коринфян на письмо была доброжелательной, но последующий приезд Павла в Коринф осенью 54 г. обернулся провалом. Привыкшие к красноречию «высших апостолов» коринфяне пришли к выводу, что Павел смотрится бледновато: «В посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна»{326}. Похоже, Павла оскорбили и пристыдили перед всей общиной, и ему пришлось стоять перед судом, обвинившем его в финансовом обмане. Его упрекнули в том, что он бахвалился дамасским поручением и запугивал общину. В Эфес Павел вернулся подавленным и униженным: неужели все труды пошли прахом?
Многие люди отреагировали бы на подобные обвинения очень резко. Однако Павел верил, что подлинная сила кроется в немощи. Обливаясь слезами и пребывая в смятении и тревоге, он диктует писцу новое («слезное») письмо{327}. Считая, что ему нечего терять, он выставляет себя эдакой потешной фигурой: составляет «речь неразумного», одну из форм риторической диатрибы, которая с помощью юмора пытается изменить настрой читателей и дать им серьезно задуматься над смыслом и последствиями текущей ситуации. «Не почти кто-нибудь меня неразумным, – начинает он, – а если не так, то примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько-нибудь похвалиться». Впрочем, похоже, в «неразумных» не он один: коринфяне и сами хороши, раз позволили запугать и унизить себя каким-то шарлатанам, да еще и довольны этим: «Вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо!»{328}
Он и сам мог бы расхаживать с важным видом, подобно «высшим апостолам». В конце концов, чем он хуже? Если уж бахвалиться, он тоже еврей, израильтянин и семя Авраама, а Мессии послужил еще больше, чем они. Но дальше, все еще говоря, как «неразумный», он начинает перечислять не свои многочисленные достижения, а беды и неудачи: «От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение… много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе»{329}.
Вот чем должен хвалиться ученик Христа! Свою пародийную похвальбу он заканчивает рассказом об унизительном и бесславном побеге из Дамаска, когда друзья спустили его в корзине из окна по стене{330}.
Переходя к теме духовных свершений, Павел также не пытается повергнуть аудиторию в изумление. Историю о своем удивительном мистическом путешествии на небеса он рассказывает, как «неразумный», запинаясь и спотыкаясь. В его интонациях звучит не горделивая уверенность, свойственная его противникам, а неуверенность. Было ли это в теле или вне тела? Он понятия не имеет. Достиг ли он высших небес? Неизвестно. Но под конец Павел намекает на неуместность похвальбы подобными переживаниями. Пока он был в этом состоянии, он «слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать». Остается хвалиться своей немощью, и это будет не глупая похвальба, а правдивая{331}. Чтобы Павел не гордился чрезмерно явленными ему откровениями, как «высшие апостолы», Бог дал ему «жало в плоть». Павел не объясняет, что это: искушение или физическая болезнь. Он лишь повторяет слова, которые сказал ему Господь: «Сила Моя совершается в немощи». На том и основана позиция Павла: «Ибо когда я немощен, тогда силен»{332}.
Вскоре после отправки «слезного письма» Павла постигли новые беды. Последние годы правления Клавдия были омрачены придворными интригами. В октябре 54 г. Клавдий был отравлен женой, а императором стал Нерон, его 17-летний приемный сын. Воцарение Нерона было встречено с радостью и облегчением, и культ императора активно возродился по всей империи. Однако у Рима возникли проблемы: парфяне угрожали восточным границам, да и в Иудее было неспокойно. Нужны были козлы отпущения, и Марк Юний Силан, проконсул Азии, был убит доверенными лицами Нерона по подозрению в измене, а в ходе поиска врагов в Эфесе был схвачен Павел. Лука, со своим вечным римолюбием, не пожелал признать, что Павла сочли врагом империи, и на сей счет ничего не сообщил. Написал лишь, что Павлова миссия в Эфесе оборвалась после беспорядков в храме Артемиды, когда серебряных дел мастера, изготовители фигурок богини, обвинили его в том, что, подрывая ее культ, он лишает их заработка{333}.
Над Павлом нависла угроза казни, и он был близок к отчаянию. Позже он напишет: «Бремя было настолько тяжелое и невыносимое, что мы не надеялись остаться в живых»
