Святой Грааль - [68]

— Его светлость показывает пример подлинной рыцарской самоотверженности, — пошутил барон де Белен. — Долой роскошь! Да здравствует суровая воинская жизнь! Но уверяю вас, — наклонился он к Ван Хелю, — это настроение продлится не дольше двух дней. Как только выдастся возможность выспаться под надёжной крышей, граф сразу воспользуется этой возможностью. Походная жизнь ему в тягость.

— И всё-таки он отправился искать несуществующий Грааль, — заметил Хель.

Они сидели перед костром, и барон жарил над огнём утку, насадив её на кинжал (провизии в обозе пока хватало, поэтому встречавшиеся на пути деревни могли не бояться графских слуг).

— Граф не хочет участвовать в крестовой экспедиции, — пояснил барон. — До Святой Земли далеко, и тяготы долгих переходов страшат его светлость больше военных действий. Граф предпочитает взирать на сражения со стороны. Но и находиться в стороне от святого дела сейчас нельзя. Поиски Грааля — хороший повод ограничиться экспедицией до южной границы нашей страны. Граф объявил, что поиски таинственной чаши — тот же крестовый поход…

Из-за рощи послышалась тягучая песня. Слова не различались, но голос слышался ясно.

— Поют, — ухмыльнулся де Белен. — Из деревни, что ли, доносится?

— Должно быть, трубадур, — предположил Ван Хель.

— Вам не кажется, что здесь песни звучат чаще, чем у нас? И ночью они кажутся какими-то особенно красивыми.

— Южная луна и южное солнце рождают любовь и песни, — проговорил Ван Хель.

— Однажды мне довелось побывать на севере Дании. Тамошняя луна совершенно не похожа на луну здешнюю, — ответил де Белен, отрывая утиную ногу от жирной тушки.

— Вы обращаете внимание на такие вещи? — удивился Ван Хель, никогда не замечавший за бароном склонности к романтичности.

— Мне нравится всё красивое. А ведь луна красива, не так ли? Красивее солнца.

— Всё красивое… — задумчиво повторил Хель. — А разве есть на свете что-то некрасивое?

— Уродства хватает.

— Уродство — очень субъективная оценка качества. Поверьте, одежда, которую будут носить лет через пятьсот, покажется вам сегодня кошмарной. А жители того времени будут смотреть на наши с вами наряды как на смешные, нелепые и безобразные.

— Почему вы так думаете? — Барон перестал жевать и осторожно поинтересовался: — Разве вы умеете заглядывать в будущее?

Ван Хель молча улыбнулся.

— Вы умеете? — тише, но уже настойчивее спросил де Белен. — Признайтесь мне, откройтесь. Вы не просто умелый воин, мессир. Кто-кто, а уж я-то разбираюсь в людях. Вы знаете больше, чем любой из нас, но умело скрываете ваши знания. Почему?

— За некоторые знания можно угодить на костёр, — почти беззаботно пояснил Хель.

— Вам это не грозит, — убеждённо парировал барон.

— Почему?

— Вы чуете опасность на расстоянии. Вряд ли в мире отыщется ум, способный устроить вам ловушку.

— Ловушку? — небрежно спросил Хель. — Разве кто-то готовит мне западню?

— Каждому из нас кто-то устраивает западню. — Де Белен внимательно посмотрел на частично обглоданную утиную ножку с болтавшимся лоскутом обжаренной кожи. — Жизнь устроена по очень нехитрому принципу — напади или нападут на тебя. В мире зверей это происходит открыто, никто не ищет оправданий своим поступкам. Оправдание одно — голод, борьба за выживание. Человек же придумал тысячи поводов для того, чтобы напасть на соседа, когда в том нет никакой надобности. Нам никто не угрожает, но вся страна снялась с насиженных мест и отправилась в поход, сочинив себе врагов. Сколько крови мы прольём, сколько языков вырвем, сколько деревень спалим дотла! Зачем? Разве наши поля плохо родят? Мы голодаем? Нет, у нас всё в порядке. И всё-таки мы едем убивать… Скажите, мессир Ван Хель, вам не кажется, что Господь что-то перепутал, устраивая этот мир? Не подумайте, что меня грызёт совесть за тысячи невинных жертв, коими усеян мой пройденный путь. Ничего подобного. У меня нет совести. Просто я хочу понять, меня одолевает любопытство.

— Вы наделены пытливым умом, барон.

— Что же вы ответите мне? Может, эту землю сотворил не Бог, а Сатана, поэтому мы вынуждены претерпевать адовы страдания здесь?

— Нет, сударь, Сатана тут ни при чём.

— Тогда почему праведники страдают не менее грешников? Знаете, какие слова произнёс епископ Тьерский во время осады Миравальской крепости, когда наши отряды пробили брешь в стене и стали проникать внутрь? Я спросил его: «Как же нам быть? Там спрятались от наших мечей не только еретики, но и правоверные католики!». Он только засмеялся в ответ: «Не занимайте свою голову глупостью. Убивайте всех. Господь отличит своих от чужих!» Разве это не слова Дьявола?

— Нет, мессир, это слова епископа Тьерского, — спокойно ответил Ван Хель. — Создавая нас, Господь наделил каждого в равной мере качествами зла и качествами добра. Мы вольны в наших делах пользоваться как добром, так и злом.

— Но как же избавиться от греха? Его тяжесть временами становится невыносимой. Никакая исповедь не помогает, хотя его святейшество легко идёт на отпущение грехов.

— Тяжесть не в грехе, сударь. — Ван Хель поднялся и потянулся, мягко хрустнув суставами рук. — Греха не существует по той причине, что всё здесь происходит по воле Творца — единственного, вездесущего, всеведущего, всемогущего. Осознание ненужности наших поступков — вот что тяготит. Осознание бессмысленности растраченных попусту сил — вот что тяготит. Это вы и принимаете за грех.