Святой Грааль - [23]

… Они заявляют, будто лишь желают посадить на престол меня, но Вы же понимаете: они жаждут только военной добычи. Что им до меня? До Вас? До Робера? Наконец, до государства? Их заботит лишь собственная выгода.

Я прошу Вас, Беренгария, и надеюсь на Ваш ум, которым всегда восхищался: убедите моего племянника Робера, что я — не враг ему! Если он найдёт возможным принять меня при своем дворе — я буду верно служить ему. Если же нет — я готов был бы удалиться в свои ирландские владения и ничем не напоминать ему о своем существовании. Но как ни горько это признать, я не волен распоряжаться собой, и отсюда меня никто никуда не отпустит, ибо моя мать прекрасно знает: я не желаю этой войны! Я бы хотел быть теперь рядом с вами, а не здесь.

Если мне удастся помочь Вашему сыну хоть чем-то — я окажу ему эту помощь. Если он сочтёт возможным поручить мне что-то — я приложу все старания, дабы исполнить его поручение.

Я не испытываю к нему никаких иных чувств, кроме тех, что добрый дядюшка испытывает к своему благородному племяннику. Сейчас я могу лишь сообщить ему то, что передаст Вам на словах тот, кто привезет Вам это письмо. Прошу Вас, моя дорогая свояченица, быть доброй с этим юношей, ибо он предан и честен, и заслуживает лучшей участи, чем быть пажом у короля без королевства и власти.

Знайте также, что и к Вам я питаю лишь самые добрые чувства и люблю, как сестру. И готов помочь Вам всем, чем только смогу, даже если возможности мои ничтожны.

Да благословит Вас Господь, Беренгария, и да не оставит своей милостью Дева Мария!

Искренне любящий Вас, Ваш брат Джон Плантагенет.

Глава 6 О всеобщей мобилизации, коронационных торжествах, сомнительных предложениях или "Вставай, страна огромная!"

В Ноттингеме наша орава проторчала добрых полтора месяца. Наконец, мама Беренгария заволновалась, и прислала гонца с письмом, в котором сообщала, что у нас тут наметилась войнушка с бабушкой Алианорой, дядей Ваней — принцем Джоном и еще одним дядей, который носил звучное и гордое имя Альфонс. Беря писала, что численность войск у коалиции милых родственников порядка тридцати тысяч и мягко интересовалась: не собираюсь ли я, в свете вновь открывшихся обстоятельств, поторопиться в Лондон с тем, чтобы лично возглавить комитет по организации горячей встречи своей родни?

Военный совет, собранный немедленно по получении этих известий, единогласно высказался за скорейшую отправку в Лондон. Правда, дальше участники расходились во мнениях. Энгельс и Маркс стояли за организацию партизанской войны, считая, что нас все же маловато для открытого сражения.

— Ваше величество, — Виль Статли, ставший бароном, наставительно поднял палец. — Ваша армия — это шесть полков пехоты и два — конницы. Ну, есть еще ополчение рыцарей, но мы все знаем: они слабее полков вполовину, если не больше. Пусть мы присчитаем отдельные батальоны, roty, eskadrony и сотни — получится восемь полков пехоты и три — конницы. Это — около десяти тысяч бойцов. Ополчение — еще столько же…

— А почему не считают нас? — поинтересовался здоровенный бугай в белом сюрко с алым крестом Рыцарей Храма.

Звался сей Кинг Конг Филипп де Мальваузен, и был он одним из прецепторов в Английских владениях Ордена. Он поднялся во весь свой немалый рост и продолжил, обращаясь ко мне:

— Великий Кастелян клялся королю Роберу, что выведет под его знамёна не менее трех тысяч воинов. Вместе с рыцарским ополчением и теми, кого ты уже посчитал, это даст не менее двадцати трех тысяч воинов.

Как и все храмовники, де Мальваузен считает быстро и точно. И не только деньги.

— Это так, — возразил де Мальваузену Энгельс. — Но только есть одно "но", уважаемый прецептор: пока ополчение соберётся, пройдет изрядно времени. И вернее всего, в первых стычках мы можем рассчитывать не более, чем на два-три десятка копий, плюс храмовники и армия. А это уже будет не двадцать три тысячи, а хорошо, если пятнадцать. И врагов будет вдвое против нас. Так что я согласен с Марк… бароном де Статли: вначале мы отходим, не давая противнику возможности собирать припасы и фураж с окрестных земель. А я со своим полком вообще запрусь в Дувре…

Я быстро прикинул варианты. Старые верные сподвижники Маркс и Энгельс дело говорят: во-первых, принцу Джону придется оставить у Дуврского замка никак не меньше трех-четырех тысяч блокирующего корпуса, чтобы не выпустить себе в тыл Энгельрика с его чертями. Да как бы и не больше: в замок ведь еще и горожане сбегутся.

Когда же армия вторжения двинется на Лондон, то дорогу ей обеспечат интересную и насыщенную. Перекрыть путь десятком-другим лесных завалов, отселить окружающие деревни, спалить то, что нельзя укрыть в замках — к Лондону ребятки подойдут голодные, злые и озверевшие, а, стало быть — плохо соображающие. Могут попасться на любую уловку, так что…

Есть только одно "но", как верно заметил Энгельс. Это — моя земля, моя страна и мои люди, черт побери! И они верят, что король Робер — их защита и опора, а он заставит их жечь свои дома, прятаться в лесах и тому подобное? А вот те хрен!..

— Так, орлы, мы немедленно идём в Лондон. А пока мы идём — гонца к лорду Адмиралтейства. Пусть собирают флот и двигаются в Дувр. Попробуем для начала устроить гостям похохотать при переправе через пролив, а там встретим на побережье…