Святой Франциск Ассизский - [97]

Третье письмо, 1238 года, приглашает к еще большему единению с Богом и толкует о благордстве души, которая принимает и хранит в себе

Господа, ставшего ради Своей любви младенцем и мужем страданий. Четвертое еще раз призывает размышлять о жизни и страдании Иисуса Христа и, изобилуя реминисценциями из Библии, проникнуто величайшим почтением к добродетели и девственности и в то же время живым материнским чувством, изливающимся наружу в мистическом порыве.

Нетрудно заметить, как от письма к письму возрастает нежность Клары к Агнессе, словно душа ее потихоньку раскрывается навстречу любви и преклонению далекой принцессы, ставшей ей дочерью в святом Франциске. «Прощай, дражайшая сестра…» Так заканчивается второе письмо.

«Деве, которую почитаю во Христе более всякой другой и которую в любви моей ставлю выше всех смертных, сестре моей Агнессе…» Так начинается третье.

«Той, которая есть вторая половина моей души, святилище любви божественной. Агнесса, королева светлая, мать моя возлюбленная и дочь моя, дражайшая среди всех… О мать моя и дочь моя, супруга Царя всех веков, не удивляйся, если пишу тебе не так часто, как моя душа и твоя желали бы, и будь уверенна, что пламенная любовь, которую питаю к тебе, никогда не угасала ни в малой степени. Как любила тебя родная мать, знай, так и я люблю тебя… Помни о матери твоей и думай о том, что светлый образ твой запечатлен в самой глубине моего сердца, потому что ты для меня дражайшая среди всех».

Это строки из четвертого письма. Из них и других видно, как умела любить святая Клара: не забывая о королевском происхождении Агнессы, но гораздо более ценя в ней, невесте Христовой, ее божественное родство; соединяя высоту мистического переживания с чисто человеческой нежностью и непосредственностью. Четыре эти письма — первое о девственности и бедности, второе о совершенствовании, третье о божественной любви, четвертое о созерцании — рисуют нам облик великой Аббатисы в ее ревностном служении бедности, в ее жизни одновременно деятельной и созерцающей, в ее страстной и стремительной любви; облик той, что преодолела величайшие препятствия и кинулась вдогонку учителю своему.

И каким быстрым ни был ее бег, ей все казалось, что она не поспевает.

ЖЕНЩИНА И СВЯТАЯ

На первый взгляд жизнь святой Клары, начиная с Вербного воскресенья 1211 и кончая одиннадцатым августа 1253 года, столь ярко озарена примером учителя и столь неуклонно следует его пути, что ее можно было бы определить одним словом — преданность. Но, при ближайшем рассмотрении, стебель ветвится, «цветочек» оказывается то фиалкой, то розой, то лилией, то пассифлорой; в деве проглядывает и ребенок и женщина. Святая Клара была чистой, смиренной, бедной; и очень благодарной в своем смирении, и счастливой в своей чистоте и бедности. Внутренняя жизнь ее имеет радостный тембр того колокольчика, которым она приглашала сестер к заутренней. Но святая Клара была и женщиной, которая, едва познав евангельское совершенство, пожелала овладеть им полностью и следовать ему всю свою жизнь, не зная колебаний; она была женщиной, которая, не изменив смиренному послушанию, не уступила властителям, защищая бедность; не уступила врагам, защищая монастырь и родину; не уступила болезни, строго соблюдая молитвы, посты и бдения; не уступила смерти, пока не добилась, чтобы завещание Франциска ее духовным дочерям было подтверждено Римом; не уступила страху суда — и умерла радостно, уверенная в себе и в Боге.

С одной стороны, ее жизнь есть свидетельство того влияния, которое только может оказать учитель на женскую душу, с другой — пример того, как женская душа может воплотить, защитить и передать идеал самого учителя, восприняв от него его мужественность и передав взамен собственную нежность. По правде говоря, юная Оффредуччи уже знала Христа и в своей чистоте непременно последовала бы за ним, но, не повстречай она «беднячка» Франциска, духовный путь ее был бы иным. Святой Франциск никогда не говорил, что значила для него святая Клара, предоставив судить об этом своим биографам. Святая Клара в течении всей жизни не уставала повторять, чем был святой Франциск для нее. Называя себя «его цветочком», она очень точно выражает свою потребность в нем, свою позицию по отношению к нему, свою женскую душу, которая нуждается в поддержке, но хочет сама находить ее, приноравливая ее к себе. Клара хочет, чтобы ее жизнь, как и ее завещание, была одним гимном благодарности Святому, который открыл ей Христа; хочет оставаться в тени, чтобы подвиг учителя высветился в полной мере. Но, несмотря на свое самоуничижение и именно в силу своей преданности Франциску, Клара имеет свое неповторимое лицо.

Основанный ею Орден отличается от Бенедиктинского своим устремлением к бедности, от Кармелитского — приверженностью к труду, и от позднейших конгрегаций — тем, что сочетает активную деятельность с созерцанием при условии бедности и строгого затворничества.

Для святого Франциска и его братьев бедность означала свободу. Выбрасывая суму, посох, сандалии, они обретают крылья. Никому так ярко милю за милей не светят благосклонные звезды, как бедняку, не имеющему гроша за душой; никому так не вкусна вода, так не сладки ягоды кустарников, так не белы и не гладки камни дороги, как страннику, давно забывшему прелесть накрытого стола. Нищета есть свобода: весь мир принадлежит этим божьим скитальцам, которые куда бы не шли, везде чувствуют себя как дома и кочуют по всему свету из края в край с легкостью птиц. Нищета есть свобода. Любое ремесло хорошо, чтобы заработать кусок хлеба: можно чинить сковороды, латать башмаки, колоть дрова, носить воду, быть ризничным сторожем, метельщиком, могильщиком: все одинаково хорошо. А когда хлеб нельзя заработать в поте лица своего, тогда они просят милостыню, ибо нищенство Христа ради не хуже трудов праведных, и смирение просящего равноценно щедрости подающего. Но Кларе бедность не сулила свободы. Ей и ее сестрам не разрешалось просить подаяние. Не было для них огромного мира, чтобы радоваться ему, ни горных вершин, ни лесов, ни морских заливов; не было дорог с их пылью и грязью, но также с солнцем, ветром и звездами; не было хождения из города в город, связанного с лишениями и тяготами, но также с благодатным бременем всякий раз новой работы, позволяющей сводить концы с концами и, повинуясь скучной необходимости, кормить, поить и одевать свое тело. Для них, бросивших якорь у подножия Субазио, существовала лишь помощь христианского соучастия, которую Провидению угодно было иногда посылать им.