Святослав Загорский. Закон Севера - [3]

– Вы чего? – Ладимир тряхнул рукой, и два мужика, что изо всех сил удерживали его, отлетели в сторону.

Гусак, выставив перед собой вилы, угрожающе тыкнул в грудь кузнеца и выкрикнул:

– Не глупи, Ладимир! Мы все видели, как ты склонился над Феодосией! Чего ты тут один делал?

Кузнец мельком посмотрел на Аксинью. Заметив его взгляд, та испуганно скользнула в тень, спряталась за спину мужа.

– Ведите к воеводе, – обречённо выдохнул и опустил голову Ладимир, ни словом, ни взглядом не выдавая любовницу, – пущай он рассудит.

Глава вторая

Воевода кряхтел. Мучившая болями подагра не давала ни спать, ни сидеть, ни есть. Пальцы страшно опухли и вывернулись, походя на сухие корни дерева. Он уже не мог держать меч, как раньше, да и в седле забыл, когда последний раз сидел. Твердислав Чермный уже замечал тень смерти у порога. Чувствовал её приближающееся дыхание. Все чаще воевода задумывался о добровольной отставке, но жадность не позволяла уйти с должности, тем более что на тракте все налажено.

Чермный многим промышлял: получал взятки от торгашей, когда те вели мену некими товарами, закрывал глаза, что иногда перевозили баб и продавали их туземцам в неволю. Последнее особливо каралось, но тащили не местных, а краденых красавиц из далёкого северного поселения. То дикое племя, хоть и признавало волю князя на территории, держалось обособлено от его народа. Молились духам леса, а христианские храмы обходили стороной. Северяне самостоятельно справлялись с бедами, и у них был свой голова, отвечавший за все. Сложностей Твердиславу не доставляли, ну окромя нечастных стычек с охотниками за пушнину. Худо-бедно мирно существовали. И тут неожиданная напасть. Убийства. Да не одно. Напуганный расправами люд стал искать виновных. Потащили к воеводе то ярых пьяниц, то людей поопаснее, а иногда притаскивали и самих северян, требуя от Твердислава скорой расплаты над убивцем. И поди ж ты разберись, за что требуют наказать: то ли за настоящее лиходейство, то ли из-за личной обиды – что северяне в добыче лучшие охотники.

А пуще всего воевода тревожился не от убийств. Люд всегда губил друг друга, то от пьянки, то за золото, то от ревности. Но душегубства, начавшиеся месяцев шесть назад, разволновали простой народ и были настолько жестокими да загадочными, что молва о трупах, лишённых крови, растерзанных в разных уголках вверенного ему края, наконец достигла ушей князя. Ярый пьяница и игрок взял да потащился прямо на тракт к воеводе и так не вовремя.

Старый князь любил женщин и охоту. Последнее его и сгубило, когда тот наведался к Чермному с проверкой, хотя поговаривали, что если бы не подранок, то сгинул бы князь от сифилиса. Но о мёртвых или ничего, или… Тут воевода перекрестился и прикрикнул:

– Ивашка!

Молодой отпрыск осьмнадцати лет, что прислуживал Твердиславу, мгновенно откликнулся, вбегая в светлицу. Детина был слабоват умом, но настолько добросердечен и услужлив, что сызмальства прижился у воеводского дома.

– Слушаю, воевода-батюшка, – и ойкнул, получив подзатыльник. Твердислав страсть как не любил, что Ивашка называл его батюшкой, от этой дурной привычки поговаривали глупые кухонные бабы, что служка внебрачный сын воеводы.

– Почта есть?

– Есть, батю… господин, – сразу же исправился паренёк, неуклюже вытирая вечно текущий нос рукавом. – Токмо доставили.

– Так неси скорее. – Воевода охнул, кое-как поднимаясь на ноги с кровати, что по причине болезни давно расположилась в рабочей комнате, где он, ограниченный в перемещениях ел, работал и принимал частных гостей.

Нижнее одеяние воеводы, похожее на бабскую ночную рубаху, воткнулось между старческих ягодиц и неприятно тянуло. Уставший от боли и постоянного дискомфорта Твердислав, раздражённо дёрнул тряпицу через голову да ещё раз отвесил тумака Ивашке, придавая тому скорости.

– Одежду тащи! – рявкнул он служке во след.

Воевода голым прошлёпал к умывальнику. Кряхтя, как столетний дуб, ополоснулся холодной водой, растёрся полотенцем и, шмякнув его об пол, подошёл к письменному столу. Поднял первый донос, что лежал поверх стопки бумаг, коих было на том столе превеликое множество. Вчитался в корявые каракули тюремщика, бубня себе под нос:

– Кузнец, доселе не замеченный в темных делах… пойман над телом… Труп Феодосии, дочери конюха… село Домна. – Воевода покопался в памяти, вспоминая расположение дальнего поселения и кто ему оттуда знаком, выудил несколько имён, поставив зарубку вызвать к себе на дознание в ближайшее время, и развернулся тогда, когда услужливый Ивашка принёс чистую одежду.

– А где письмо?

Ивашка достал из-за пазухи жёлтую бумажку с печатью сургучовой:

– Вот, батюшка, – и тут же получил звонкую оплеуху.

Твердислав теребил клочок бумаги, дожидаясь, пока его принарядят. От расчёсывания отмахнулся, нервно срывая печать. Вчитался в мелкие строчки, да как только смысл дошёл до сознания, то заплясали буквы перед глазами. Схватился за сердце, так худо ему стало.

– Зови Никиту Головомоя! – тяжело проговорил Твердислав, с помощью служки добираясь до кресла. – Скажи, пусть поторопится! Наследный князь с проверкой едет! И Марфу, и Софью зови, срочно!