Святослав. Болгария - [3]

Сотник лишь кивнул, тут же крепкой рукою легко подхватил мальца и посадил впереди себя на коня.

– Двоих непременно живыми возьми! – крикнул вдогонку сотнику Боскид.

К обеду сотник доложил, что за одной из гор в долине стоит великое войско мадьяр-угров с конями, припасами, жёнами и детьми.

– Тех, что стадо взяли, мы в селении настигли, малец нас туда горной тропою провёл. Было их не более полусотни, мы их там и положили всех рядом с телами убитых ими жителей. – Перехватив вопрошающий взгляд воеводы, добавил: – Двоих мы, конечно, оставили и допытали, они-то нам и поведали о стане и силе войска угорского.

– Тысяч тридцать будет, – добавил старший из следопытов, – ежели по коням считать!

– Да и пленённые угры о том же рекли, – кивнул согласно изведывательский сотник.

– Втрое больше нашего, значит, неожиданностью брать надо! – решил Боскид.

Он велел раскинуть стан, но коней не рассёдлывать и костров не разводить. А как стало темнеть, войско неслышно двинулось по лесным тропам под водительством Зоряна со спутниками.

Шли всю ночь, а к рассвету достигли неприятельского стана. Увидели стреноженных коней и большую поляну, на которой стояли полотняные шатры, в коих спали угры. Цветной шатёр посредине выдавал расположение их князя. Стражники, уронив головы на колени, сидели у едва дымящихся костров и также спали крепким предутренним сном.

– Беспечно спят, значит, вы и вправду ни единого из той полусотни, что селение грабили, не упустили, – тихо отметил начальнику изведывателей довольный воевода.

Боскид сделал знак, и через несколько мгновений, распластавшись в высокой траве ужами, поползли ловкие изведыватели к дремавшим дозорным и стражникам у коновязей да загонов, наскоро сооружённых для захваченного скота. Вскоре дозорные почти без звука повалились наземь. Ещё несколько долгих мгновений ожидания – и в утренней сереющей тишине трижды прокаркал надтреснутым голосом ворон. Воевода опять дал знак, и остальные воины изведывательской сотни быстрыми ящерицами устремились за своими соратниками. Снова потянулось тревожное ожидание, которому, казалось, не будет конца, – ещё немного, и начнут просыпаться вражеские воины… Наконец, из вражеского стана трижды ухнула сова.

– Пора! – уже не таясь, рыкнул воевода. И русское воинство неудержимым валом ринулось на неприятельский стан, словно прорвавшая плотину вода…

У самых шатров поток разделился натрое. Два Крыла его потекли вокруг стана угров, стремясь охватить его в коло, а Сердце устремилось прямо к середине, туда, где стоял пёстрый шатёр князя. Шум боя, разом возникнув, разрастался по мере того, как нахлынувшая лавина русов схватывалась с проснувшимися уграми. Последние выскакивали из шатров полуодетые, с обнажёнными клинками и тут же падали от копий и клинков киян. Воины изведывательской сотни, уничтожившие вражеских дозорных, двигаясь по-прежнему бесшумно и стараясь не ввязываться в схватку, продвигались в самое сердце стана. Лишь иногда калёная стрела или быстрый метательный нож мгновенно отправляли в Навь очередного угрина. Почти одновременно с ударом конницы по окраине стана первый десяток достиг княжеского шатра, и несколько клинков вспороли его полотняные бока, остальные изведыватели принялись громить близстоящие становища воевод и личных охоронцев.

Молодой угорский князь, малорослый, подвижный, с чуть раскосыми тёмными очами, с тремя косичками чёрных будто вороново крыло волос на бритой голове, отчаянно отбивался мечом и длинным германским ножом-скрамасаксом, прикрываемый с боков двумя рослыми охоронцами. Женщина на ложе, устланном мягкими шкурами, ничего не разумея от столь неожиданного и страшного пробуждения, лишь безотчётно прижимала к себе двух маленьких детей. Вот один охоронец осел на левое колено, а потом упал, зажимая рукой кровоточащую рану в боку. Женщина истошно закричала, когда вбежавший в шатёр чужак с ходу метнул в голову мадьярского князя нож. Тот, выронив оружие, зашатался и рухнул на ковёр.

– Ты что ж это сотворил?! – заорал разъярённый сотник на изведывателя, мигом скручивая второго охоронца. – Воевода велел живьём…

– Так я ж рукоятью бросил, да и не так шибко, только чтоб махать перестал, – виновато начал оправдываться изведыватель.

– Жив, – облегчённо вздохнул сотник, став на колени и перевернув лежащего без движения молодого князя. – Ну, твоё счастье, Мстислав, – погрозил он уже беззлобно изведывателю. – Теперь вяжи его, и чтоб ни волоса… – потом глянул на поверженного и поправился: – Чтоб ни косы с его бритой головушки не пропало! И у неё с детьми тоже, – указал сотник на семью угрина.

И были угры разметены. Плакали их жёны и дети, оказавшиеся враз полонёнными, а те, что под шум скоротечного боя успели сбежать, устремились в горы и поспешили схорониться в лесных чащобах. Уцелевшие воины скрежетали от злобы зубами и клялись своими богами отмстить русам. Но, узнав, что их молодой князь-кенде с семьёй живы и находятся в полоне у киян, прислали переговорщиков, чтобы князя выкупить, не то не сносить им головы, коли узнает старый князь-джила, что его любимый сын оказался в чужих руках.