Святая тьма - [43]

Когда Иванчиковы вошли в зал, патер расправлялся с литературой — "отвратительнейшим рассадником общественной безнравственности". С кино и театром он уже разделался.

— Да, да, женщины! Это так! — бесновался он. — И в нашей мужской гимназии были обнаружены дурные, никчемные книги… Одна находилась в школьной библиотеке и была посвящена, казалось бы, совсем невинным существам — собачке и кошечке, автор ее — некий Чапек. В ней хорошие картинки и простой текст, но что из того? Ведь книга-то чешская! Нас, взрослых, чехи мытарили своим "ржиканьем" двадцать лет! Так пусть хотя бы наши словацкие католические дети не знают безбожного языка, на котором богохульствовал мерзкий еретик Ян Гус… Прочь чешские книги из школьной библиотеки!.. Вторую книгу нашли в учительской библиотеке… Оставил ее там, вероятно, человек, которому она нравится…

Эта книга носит весьма приятное название — "Кусок сахару". Но она настолько пропитана коммунистическим и сатанинским духом, что ее следовало бы назвать "Кусок яда"… Вот так-то, дорогие женщины! Это совсем не тот сахар, который мы кладем в наш кофе! Это не сладостная пища для христианской души, а омерзительные испражнения, навоз!.. И потому — прочь такую книгу из учительской библиотеки!

Испуганные дубницкие бабенки по знаку председательницы Схоластики Клчованицкой бурно зааплодировали разгневанному патеру.

— Этот еще почище чешского Кониаша[10],— чуть ли не во весь голос обратился к жене Ян Иванчик.

— Янко! — зашипела Цилька на мужа. — Ты же говорил, что будешь слушать тихо.

— Ладно, молчу, молчу…

В это время Цильку увидела высокая и стройная жена мясника — Филуша Герготтова, выступавшая в роли распорядительницы.

— Пожалуйста, пани учительница, — прошептала она, — для вас оставлено место. — И она усадила Цильку в третьем ряду.

Яну Иванчику, которому уже становилось дурно от запаха разгоряченных женских тел, пришлось остаться у дверей. Он, правда, мог примоститься на нижней перекладине шведской стенки, но смущенный тем, что, кроме двух попов, он единственный мужчина на этом женском собрании, Ян остался стоять. Чтобы хоть немного развлечься и убить время, он принялся рассматривать сидящих впереди женщин.

Обычно дубничанки, которым приходится работать на виноградниках, своих или чужих, повязывают голову платком; черные, голубые, коричневые или серые, — эти платки напоминают огромную гроздь темной франковки в пору созревания, когда попадаются и черные, и голубые, и коричневые, и серые виноградины.

В нервом ряду, в непосредственной близости к богу на небесах и священникам на амвонах, сидели монашенки в красивых белых чепцах. Эти Яна Иванчика не интересовали.

Второй ряд оккупировали шляпки, все разных фасонов. Они принадлежали Пожилым матронам и молодым дамочкам — благородным супругам местных интеллигентов. Среди них Ян насчитал пятерых учительниц, вышедших на пенсию в возрасте между тридцатью и сорока пятью по дамскому счету. Они называли себя "немощными" и рассказывали, что стали инвалидами в результате тяжелых заболеваний и неизлечимых недугов, в действительности же держали прислугу и отличались цветущим здоровьем.

Третий и часть четвертого ряда заняли молодые учительницы и ежедневно ездившие на работу в Братиславу продавщицы и конторщицы; дальше сидели женщины, которых кормило ремесло и торговля, то есть все те, кто составлял так называемый пролетариат.

Увидев, что Цилька беспрестанно вертит головой и оборачивается назад, выискивая его глазами, Ян Иван-чик без всякого стеснения улыбнулся жене. Но даже поймав ее ободряющий взгляд, он не смог заставить себя слушать демагогические разглагольствования патера Теофила Страшифтака. Тогда он стал прижимать к ушам ладони и снова отнимать их. Получался сплошной гул. Вероятно, так глушили немцы, а по их методу и словаки, передачи лондонского и московского радио. Атака монаха на литературу казалась теперь Иванчику пустым нагромождением звуков. Ему стало жаль всех этих обманутых женщин в платках, шляпках и беретках, которые слушали разъяренного святошу "с восторгом, достойным слова божия". "Старая лиса умело вбивает в их головы всю эту чепуху", — подумал Ян. Чтобы не видеть патера, Иванчик уселся на нижнюю перекладину шведской стенки, опустил голову, зажмурил глаза и снова прикрыл ладонями уши. Вдруг ему показалось, что наступила тишина. Он отнял руки — действительно, строгий патер закончил свою речь. Ян Иванчик от радости даже захлопал в ладоши и продолжал аплодировать, когда женщины уже успокоились. Многие с любопытством обернулись — кто это осмеливается шутить над святым отцом?

Выступление трнавского каноника Карола Корнхубера обещало быть более интересным. Ян уже не затыкал ушей и не закрывал глаз, наоборот, он поднялся с лестницы и приготовился слушать прославленного проповедника. Ведь каноник — дважды доктор наук, да к тому же еще из Трнавы, а ведь это кое-что значит! Слухи о нем ходили по всей Словакии. Имя его чуть ли не каждый день мелькало в газетах, голос его по меньшей мере раз в неделю раздавался по радио, а благообразная физиономия красовалась в ежемесячных иллюстрированных журналах. Это был высокий, толстый, красивый мужчина, не достигший еще пятидесяти лет. Казалось, он специально сотворен был для того, чтобы стать духовным пастырем Ассоциации католических женщин. Как-то Яну попался его портрет в иллюстрированном журнале "Мир в образах", на котором каноник был изображен в сутане и фуражке глинковского гардиста. "Экий ферт", — подумал тогда учитель и невольно вспомнил писателя Гейзу Вамоша, который то ли из озорства, толи вполне сознательно в одной из своих книг выдал дикую кошку замуж за домашнего петуха. От этой удивительной любви родилось диковинное существо — полукошка, полукурица — "кошкуренок"… Это был зверь чрезвычайно коварный и злобный: от курицы он унаследовал крылья и клюв, а от дикой кошки — когти и зубы и поэтому мог царапаться, грызть и рвать! Горе всему живому, горе любому человеку, если на него нападет такой "кошкуренок". Его преподобие пан каноник, доктор теологии и философии Карол Корнхубер являл собой страшный гибрид словацкого католицизма с немецким фашизмом. Особенную страсть он питал к деньгам. Было известно, что он является членом правления банков, торговых и промышленных акционерных обществ и кооперативов, то есть старается приложить руки всюду, где пахнет деньгами.