Святая святых женщины - [67]

Когда, переночевав у племянницы, вернулась я к старшей сестре, в доме у Галины, кроме нее и мамы, не было уже никого. Ни молодых, ни старых, в том числе и Антона, которого Галка, зная наперед, что намеченная на это утро деловая встреча с родственниками ничего хорошего ей не даст, во избежание больших неприятностей, отправила куда-то подальше от себя.

Сухо поздоровавшись со мной и убедившись, что я переобулась, сестра провела меня в чистенькую кухню. (За несколько дней до свадьбы, чтобы не ударить в грязь лицом перед родственниками жениха и гостями, хозяева сделали наконец косметический ремонт в своем особняке). Туда же, опираясь на батожок, проковыляла и мама, умытая, причесанная, одетая, как и вчера, в бордовое кашемировое платье.

Втроем уселись мы вокруг стола, на котором была расстелена свежая газета, а на ней разложены мамины сберкнижки, и я принялась скрупулезно анализировать сделанные в них за последнее время записи. И что же выяснила?

Галина, оказывается, уже вовсю снимает деньги не только с Милочкиных, но и с маминых счетов и перекладывает их на свой. А это значило: было у нее не завещание (как она меня уверяла), позволяющее распоряжаться полученным наследством лишь по истечении шести месяцев после смерти завещателя, а доверенность на получение сбережений вкладчицы еще при ее жизни — документ, на котором старушка поставила свою подпись, не разобравшись, что она подписывает, лишь поверив старшей дочери, которая сказала ей, что "это — завещание".

Задумав ограбить родную мать, действовала Галина тем же способом, что и Родион, попытавшийся облапошить тещу, когда готовил документы для обмена.

Теперь мне стало ясно, чем занималась она в день моего приезда, где бегала, замуровав меня в стенах своего дома, и на следующий, отправив в церковь с родичами Антона, почему препятствовала нашей встрече с мамой. Она прекрасно знала: как только мы с мамой увидимся, старушка "поноется" мне на нее, я начну разбираться в ее махинациях и положу им конец. И торопилась управиться до того, как я "суну нос в ее дела". И обошла все кассы, в которых хранились мамины сбережения.

Всего сняла она с маминых книжек 700 рублей. Если учесть, что родительский сад был оценен тогда, как я уже говорила, в 1400 рублей, это были очень большие по тем временам деньги. Наверное, ей хотелось заграбастать все, но это у нее почему-то не вышло. Но и того, что она сумела присвоить, достаточно, чтобы обвинить ее в воровстве. Вот за что впоследствии я "всыпала" ей, так сказать, по полной программе. А она, обидевшись на меня в душе, вслух возмутиться тем, как я обошлась с ней, даже не посмела, сознавая, что заслуживает гораздо большего наказания. Ее можно было за такие махинации призвать к ответственности по всей строгости закона. Но маме эта мысль в голову не пришла, и я не стала родительницу к этому склонять: не согласилась бы она ни в коем случае судиться с родной дочерью из-за денег…

— И на что ты потратила эту крупную сумму? — спросила я у сестры.

— Купила памятник на Милочкину могилку.

— Во сколько он тебе обошелся? Только не лги! Я это проверю.

— В 25 рублей.

— Взяла, значит, 700, потратила 25. А где остальные? — решила я устроить проворовавшейся сестре допрос с "пристрастием".

— Ну, остальные… — помявшись, принялась оправдываться Галка, — мы с мамой договорились, что они будут ей на смерть, на погребение. Будем загодя все покупать: платки, полотенца…

Когда она начала рассуждать о предстоящих маминых похоронах, я словно окаменела: таким будничным тоном заговорила вдруг она, точно речь шла о чем-то самом обыкновенном, каждодневном. Взяв себя в руки, я продолжила "пытать" ее:

— Так, может быть, покажешь эти твои заготовки к похоронам?

— Но ведь еще пока ничего нет…

— Тогда где деньги? Неси их сюда и верни маме!

— Должны же вы понимать, ведь свадьба… — промолвила она.

— Выходит: решила ты на деньги матери свадьбу дочери закатить! И еще какие-то подарки с нее требуешь! Настроила девчонку против бабушки! — Я отчитывала сестру, как она того заслуживала, не щадя ее самолюбия. Мама молчала, одобряя каждое мое слово. Меня ничуть не волновало, даст ли она мне хоть что-то из той суммы, которая осталась у нее на счетах. Я хотела только одного, чтобы эти деньги принадлежали ей и чтобы она могла ими пользоваться, пока жива. А у Галины, думала я, и своих, наверное, куры не клюют.

Сестра, должно быть, так и предполагала, что проверкой сберкнижек мамы займемся мы с нею именно после свадьбы, потому и выставила меня среди ночи, стараясь сорвать это мероприятие. Надеялась, наверное, что, ночуя у Татьяны, я просплю до обеда, а она, Галина, за это время успеет удрать куда-нибудь. Потом еще под каким-нибудь предлогом можно будет отложить ревизию. А там, глядишь, Татьяна попросит меня освободить жилплощадь. Мне придется сразу же уехать. Я уеду, и все останется, как было, как ею задумано. Изворотлива, ничего не скажешь…. Но не вышло так, как она хотела. Однако и страшного для нее пока ничего не произошло.

Убедившись в том, что ее старшая дочь совсем из рамок вышла, мама должна была, по моему мнению, немедленно, с места не вставая, наказать негодницу за своеволие. Но, словно парализованная сделанным ею неприятным открытием, старушка ничего не стала предпринимать, что не было нами с ней сразу оговорено. А я, по известной уже причине, не стала ее при Галке поучать, подсказывать, как в подобных случаях нужно поступать с такими, как моя старшая сестра. И мы с ней ушли, не забрав ее сберкнижки у Галины. Когда останемся с родительницей наедине, тогда и обсудим эту нашу проблему, — решила я.