Святая святых женщины - [59]

Хотя на самом деле Егорушка наш не слишком был умен, он сразу же усек, что "свадьбы не будет", и начал предпринимать необходимые меры, чтобы, давая "невесте" от ворот поворот, не очутиться ненароком за решеткой.

И вот настал момент, когда он, раскрыв дверь своей квартиры настежь, спокойно и вежливо предложил Татьяне освободить его "квадратные метры", поскольку она не выполняет условия их договора. Чтобы меня не подвести, Егор, конечно, не сказал, что это "выселение" организовал он совсем по другой причине, не из-за неряшливости постоялицы.

Не зная главного, уверенная в том, что этот молодой человек влюблен в нее, следовательно, заинтересован в том, чтобы она осталась, словам его Татьяна не придала никакого значения. Напевая веселую песенку, продефилировала на кухню и принялась мыть посуду, собралась наконец-то навести чистоту. Егор последовал за нею и повторил сказанное тем же любезным тоном. Она опять, что называется, нуль внимания, фунт презрения.

Вода шумит, выбегая из крана. Танька под эту "музыку" поет. И что хозяин говорит, к ней адресуясь, уже вовсе не разберешь.

Пришли заранее приглашенные Егором его товарищи. Дядьки ростом под два метра, неузкие в плечах. Завернули кран потуже. Принялись разжевывать квартирантке сказанное хозяином. Наступать на нее, как она совсем недавно на них наступала. Грозить, что, если по-доброму не уберется, выволокут, схватив за шкирку.

— За шиворот меня брать нет закона! — не сдавалась Татьяна, надеясь отбрехаться от всех. — Попробуйте пальцем тронуть, посмотрите, что вам за это будет!

— А жить в чужой квартире без разрешения хозяина, без прописки — такой закон разве имеется?! — орали добрые молодцы, окружив самозванку со всех сторон.

Шум, вырывающийся из распахнутых дверей квартиры, слышен был, по всей вероятности, даже на улице. Желающих узнать, кто базарит и из-за чего, оказалось очень много. Сбежался весь подъезд, а может быть, весь дом. И я стояла на лестничной клетке, прижавшись спиной к стенке. "Выставила все же меня на позор, дрянь такая!" — кляла я ее про себя. Зашла в квартиру, велела сматываться поскорее, пока цела.

— На каком основании ты хочешь остаться здесь, вопреки запрету хозяина? — громким голосом спросила я у негодяйки, стараясь привести ее в чувство.

Ответа не последовало. Попробовала бы она сейчас, здесь, в окружении простых людей, среди которых "шибко грамотных", как говорили в пору моей юности, были единицы, ляпнуть про свой диплом, которым она так гордится, который, как ей кажется, дает право посягать на чужую собственность, боком вышло бы это слово.

Народ все прибывал. Мужчины, женщины, молодые, старые, — стояли плотной толпой, занимая каждую ступеньку лестничного марша. И все, без исключения, с ненавистью смотрели на виновницу скандала. В науках эти простые люди разбирались слабо, но в законах не хуже, чем она, дипломированная дрянь.

В этом доме Егор родился и вырос. Те, кто постарше, помнили его ребенком. Помнили его мать. Она рано овдовела, сына поднимала одна. Всю жизнь трудилась. Заработала квартиру. Но не для этой же хищницы! Нет, не дадут они Егора в обиду. В случае чего пойдут в свидетели. Кое-как дошло до Татьяны, что номер ее сорвался. Огрызаться она перестала. Сдрейфила, наверное, но виду не подавала. И уходить как будто не собиралась — из упрямства.

Не знаю, чем завершилось бы противостояние авантюристки целой массе честных людей, если бы одного из приятелей Егора не осенило, каким способом, не применяя физическую силу, можно выдворить из квартиры сию "оторву". Зашел он в комнату, которую она занимала, запихнул в саквояж, валявшийся в пыли под столом, все женские вещи, какие ему под руку попались (это были ее "манатки", других женщин не было же в доме), и выставил сей "багаж" в подъезд. Увидев это, Татьяна мигом опомнилась. Вытерев руки о грязное полотенце, выскочила из квартиры. Дверь за ее спиной захлопнулась, щелкнул замок.

Потерпевшая поражение племянница моя подлетела ко мне, рассчитывая, должно быть, что я ее, такую несчастную, пожалею сейчас и за белу ручку поведу в свои апартаменты.

Возможно, только ради того, чтобы, будучи выставленной из квартиры Егора, униженной и оскорбленной, переметнуться в мою, она и затеяла весь этот спектакль. Настойчиво и планомерно добивалась одного — поселиться у родной тетки. В том, что я с сочувствием отношусь к ней, за истекшее после переезда в Зимний время она успела убедиться. Жить к себе не взяла, однако носилась с нею, как курица с яйцом, внимания ей уделяла куда больше, чем своей дочери. Уповая на эту мою слабинку, она и возомнила, вероятно, Бог весть что. Что если не Егора, так меня удастся ей облапошить. Но ошибалась, считая меня неисправимо мягкотелой. Посрамленная вместе с нею, в эту трудную для нее минуту я даже не подумала протянуть руку помощи получившей по заслугам интриганке (тем более, что заранее предупреждала ее об этом). Велела ей:

— Тащи свой баул в общежитие!

Высоко подняв плечи, прокладывая огромной своей сумкой дорогу себе в толпе, стала она спускаться вниз по лестнице, сопровождаемая возгласами возмущения. Поражаюсь: как только не отдубасил ее никто?! Могли ведь вообще затоптать ногами: до того она обозлила всех, "обострила", как теперь говорят…