Святая святых женщины - [47]

— Где тут милиция?

Она ответила на мой вопрос. Я поспешила в указанном направлении. Нашла, что искала. Но дверь с табличкой "Опорный пункт милиции" была заперта. Наверное, открывалась она по вечерам. А дело ведь было днем. Бежать еще куда-то, в районное отделение, которое находилось неизвестно где (я все же в этом городе была гостьей и понятия не имела, где такие учреждения расположены), мне не захотелось. Меня волновало сейчас другое: как там мама? Может, ей необходим врач? Вдруг ей стало плохо, а Родька и "скорую" не вызовет? — рассудив так, пустилась я в обратный путь. Села на скамейку возле маминого подъезда и сидела молча, тяжело дыша, пока мама не вышла на балкон. Когда она появилась наконец, в белом платочке, маленькая, сгорбленная, очень грустная, но не плачущая, я спросила у нее:

— Будем обращаться?

Она поняла, разумеется, что я имела в виду, и ответила в своем духе:

— Сор из избы выносить не станем…

Я сердито махнула рукой и ушла… Однако сдаваться я не собиралась. Если не в милицию, то все равно куда-то надо обратиться, чтобы помогли этого разбушевавшегося дикаря обуздать.

Следующий день пришлось потратить на то, чтобы выяснить, коммунист или нет Родион Юдин. Это ведь было еще до перестройки, до того, как упразднили КПСС. И я надеялась, что если мамин зять — член партии, мне удастся найти на него управу. Сначала отправилась в собес, где я уже бывала прежде. Попросила показать карточку своего родственника. Пока не объяснила, почему меня вдруг заинтересовало, партийный этот тип или беспартийный, никто не стал выполнять мою просьбу. И я вынуждена была пояснить, в чем дело. Мой рассказ был кратким, но произвел сильное впечатление. Инспектор, молодая женщина, даже в лице переменилась, выслушав меня. Стало оно еще более строгим, чем в тот момент, когда я вошла в кабинет. Она поджала губы, ни единым словом не выразила своего возмущения, но было очень заметно, каких усилий ей это стоило. На мой вопрос ответить она не смогла. В документации собеса не имелось интересующих меня данных. Инспектор посоветовала мне обратиться со своей проблемой в райком партии, рассказала, на какой улице, в каком здании он находится. Это был двухэтажный дом с белыми колоннами и голубыми елями у главного входа. В этом учреждении мне тоже пришлось объяснять, почему так волнует меня, коммунист или нет муж моей родной сестры. Ответ на свой вопрос я здесь получила. Отрицательный. Для партии это было хорошо. Для меня — плохо. Для меня и для моей бедной мамочки.

Заходила я также в домоуправление, разговаривала с управляющей. Она сказала, что за "этой квартирой будут присматривать, но помочь едва ли смогут, ибо такие вопросы находятся в ведении правоохранительных органов". А в милицию обратиться без маминого на то согласия я не посмела. Ну что я должна была делать?!

Через некоторое время мама сказала мне, что с Юдиными придется разъехаться. Наконец-то созрело у нее это решение. Но поздновато. Текущим летом заняться этим делом у меня уже нет возможности. Чтобы такие вопросы решать, нужно иметь большой запас времени. А у меня его оставалось чуть-чуть. Меньше месяца — до наступления холодов. Не могла же я в не отапливаемом помещении (в своем садовом домике) жить, когда морозы ударят. А другого жилья у меня не было.

— Будущей весной этот наш план осуществим, — пообещала я маме и поставила свое условие: если до моего приезда не отдашь ты этим бандитам свой сад. Если они у тебя его не отберут.

— Не отберут! — жизнерадостным тоном заявила мне мама. И добавила уверенно: — Теперь его им я ни за что не отдам. Лучше топором все порублю, что вот этими руками сажала. Найму кого-нибудь, и порубят. Но им ничего не достанется. Вот увидишь.

Все думала я, в кого такой бунтаркой уродилась. Наверное, все же в маму. Оказалось, она не такая уж покладистая и уступчивая. Или, может быть, это я, со своим поперечным характером, так повлияла не нее. Или Бродька достукался, перегнув палку. Он посягнул на святая святых женщины — на ее материнские чувства.

После этого, описанного мною скандала ночевать в саду я стала бояться, вернее, побаиваться. Мало ли что взбредет в башку врагу моему. В дом ко мне забраться было не так-то просто. Когда его строили, отец задался целью сделать невозможным вход через окно. Проемы в стенах отмерили такие узкие, что и ребенку не пролезть (из-за этого солнечные лучи почти не проникали в комнату и в ней даже в жаркие дни летом было прохладно). Двери, а их было две: одна — со стороны веранды, другая — со стороны прихожей, запирались на прочные засовы, но, тем не менее, я не была убеждена, что мне никакая опасность не угрожала. Утешало меня лишь то, что во многих соседних с моим домиках, как на даче, жили садоводы в течение всего лета. Надеялась я, что эти люди "в случае чего" придут мне на помощь. Уповала я также на то, что, если понадобится, защитит меня от нападающих собака сторожа, кавказская овчарка по кличке Бой.

Надо признаться: собак я с детства обожаю. Особенно крупных. Свою держать не имею возможности, поскольку веду кочевой образ жизни. Могу лишь подкармливать чужих. Когда живу у себя в Зимнем, ношу угощение собакам соседей. В саду — потчую Боя. Как-то выложила ему чуть ли не полкурицы, которая залежалась у меня в погребе и начала попахивать. Пес полученным подаянием остался очень доволен. И поздно вечером, когда его спустили с цепи, явился ко мне на участок, чтобы отблагодарить. Я, естественно, этого не ожидала. Пока еще не совсем стемнело, зачем-то выбежала из дома. Луку, что ли, нащипать зеленого. Наклонилась. И вдруг чувствую: что-то трется о мои голые ноги. Подняла голову — никого. Поводила рукой — нащупала жесткую шерсть. Догадалась — Бой. Я струхнула. Собака цепная все же. Представившись мне, овчарка повела меня к моему дому. Возле входной двери подождала, когда я ее открою. Я открыла. Она быстренько обошла веранду, остановилась перед другой дверью, ведущей в комнату. Я распахнула и эту. Бой вошел, обнюхал каждый предмет и удалился. Если бы собаки умели говорить, Бой перед тем, как уйти, сказал бы, наверное, что он меня "присвоил" и что в трудную минуту я могу рассчитывать на него. Теперь я вспомнила это маленькое происшествие и спокойнее стало у меня на душе. Если кто-то попытается ко мне в дом ворваться среди ночи — заору. Собака услышит и прибежит, чтобы спасти меня.