Святая святых женщины - [10]

Проводить она меня вышла на лестничную площадку, в нижней юбке с длинными кружевами, которую купила для нее, пока работала, Милочка, в ситцевой кофточке, с непокрытой головой, согбенная, слабая, хрупкая, невесомая, точно одуванчик, послушная, как ребенок, беспомощная и расстроенная.

— Думай о других, не о себе, тогда тебе будет легче. Думай о маленькой Полиночке! Ей же надо лечиться. Неужели же ты хочешь, чтобы она, как Мила…. Думай о ребенке! Не плачь! Ты должна это выдержать.

Как я сама выдержала это расставание? Как я могла отойти от нее, не представлю теперь….

Впервые за столько лет никто не провожал меня до аэропорта, как будто со смертью Милы не осталось у меня больше родных в этом городе….

* * *

В Архангельске встретил меня Петр, зять. Подхватил мизинчиками две мои, неподъемные для меня сумки, уже не помню, что тогда везла я для своей внучки, и повел по тропинке, вытоптанной в снегу (в Летнем была весна в полном разгаре, а в Архангельске пока еще зима), к автобусной остановке. Мороз в тот день был не очень сильный, но ветер продувал насквозь. Того и гляди, сорвет одежду. Однако меня уже никакие угрозы матушки-зимы не страшили. Я была на месте, под крылышком высокого, нехилого мужчины.

Дочку мою сразу же положили в больницу в городе Новодвинске. Поселок геологов, в котором жили тогда Майя с мужем и Полиной, находится между двумя городами: Архангельском и Новодвинском. Что до одного, что до другого — далеко. С передачей к Майе на двух автобусах ездил Петя. Я занялась хозяйством. И снова закружилась, как белка в колесе: уборка, готовка, стирка. И все это при самой активной "помощи" непоседливой Полины, которая постоянно вертелась у меня под ногами да ручонки свои совала, куда не следует. Надо было также читать ей книжки, играть с нею в подвижные игры, "беситься", как она выражалась. Петр ничего по дому не делал, если не считать его занятий по благоустройству квартиры. Наверное, он думал, что с него достаточно того, что он работает в экспедиции, водит малышку на лечение, носит передачи жене. Мне приходилось, кроме всего прочего, мыть каждый вечер его огромные башмаки, чтобы осыпающуюся с них грязь вездесущая Поля не растаскивала по комнатам. Лишь в самые последние дни моего пребывания у них зять стал разуваться на лестнице и оставлять обувь под дверью, чтобы освободить меня от лишних хлопот. Я ему ничего не говорила, если замечала, что он делает что-то не так, не пыталась его воспитывать, утешая себя тем, что не вечно же я буду здесь, в гостях, жить и прислуживать зятю, а временно можно потерпеть любые неудобства….

Когда я еще была у дочери, пришло послание из Летнего от Лиды. Она как другу поверила мне свои заботы и переживания. Вот ее письмо: "Здравствуй, Юля! Ты как в воду глядела насчет Галины. Она уже успела заморочить маме голову. Алю прописывают к ней. Мама поставила свою подпись на какой-то бумажке, что согласна. Сегодня к ней домой приходила паспортистка. Завтра Аля, наверно, перейдет к маме жить. Я все убрала, хорошо отмыла пол, окна, пыль везде вытерла. Продукты носила и лекарства. А Галина ничего не делала. Придет, посидит на скамеечке у порога минут пять и уходит. А мама это забыла и не желает с нами соединяться. Не хочет отблагодарить нас с Родей, что мы упокоили Милу. Она завещала мне сережки свои, золотые, даже бумагу об этом написала. Родя хранит ее в блокноте. А мама так спрятала эти серьги, что никто не найдет. Насчет квартиры Родя очень сердит на маму. И Мила велела ей с нами жить. Но мама нас не слушает, все по-своему делает. В саду Галина работает. Она не ходила туда, пока мама не согласилась прописать Алю".

Я уже говорила, что обещала младшей сестре еще в январе, когда приезжала в Летний, чтобы ухаживать за Милой, что в споре Юдиных с Галиной из-за маминой жилплощади займу их сторону. Помня это мое обещание, младшая сестра и обратилась ко мне, точно к арбитру, с жалобой на старшую и на маму. Когда мою дочь подлечили и выписали из больницы, я сразу же уехала. Пробыв несколько дней у себя дома, отправилась в Летний. Во что бы то ни стало, этой весной нужно было решить проблему: с кем старушке дальше жить. Очень я волновалась из-за того, что она после смерти Милы живет одна. Стала бояться почтового ящика в своем доме. Если, заглянув в него сквозь дырочки внизу, видела, что там что-то лежит, я просто в ужас приходила: А вдруг мне сообщают о самом плохом?! О самом страшном! Трясущимися руками, почти в бессознательном состоянии я открывала ящик, разрывала конверт… Этому беспокойству нужно было положить конец! Если бы я знала, что ждет меня этим летом в родном городе, то не настаивала бы, наверное, чтобы мама с кем-то из моих сестер съехалась. Но человеку не дано заглядывать в завтрашний день. Как известно, он только предполагает, а располагает Бог.

В день моего приезда между мной и мамой произошел такой разговор. Я спросила: "Как ты себя чувствуешь? Лида писала, что ты совсем плохая".

— Ничего, как видишь. Слава Богу. Плохо бывает, когда начинаются эти, как их зовут? Магнитные бури. А так…можно терпеть.