Святая, смешная, грешная - [15]

– Я хочу взять тебя сзади, – прошептал он на ухо.

Спинка сиденья была откинута назад, но не настолько, чтобы на неё можно было лечь животом, поэтому я полулежала, смотря в заднее стекло автомобиля, прогнув спину и выставив попку. Костя не лёг на меня, а, встав на колени и упершись локтями в сиденье, словно накрыл меня своим телом, целуя или нежно кусая мою шею сзади, двигался всё быстрее и быстрее. Я чувствовала, как его член становится твёрже, дыхание отрывистее и горячее…

В одну секунду всё изменилось – дыхание словно прервалось, движения остановились, и мощная волна оргазма накрыла его, сотрясая всё тело. С силой сжав мои плечи, он сделал ещё один, последний толчок, чтобы остановиться в изнеможении от нашей бурной страсти… Но именно это движение, этот последний на излёте его оргазма толчок зажёг новый, такой же яркий, сильный, всепоглощающий. Только он принадлежал уже мне, всему моему телу, идя горячей волной от самых кончиков моих пальцев до плотно сжатых губ, боящихся выпустить моё бешено колотившееся сердце или крик.

Свет фар вспыхнул в начале автостоянки, и красная спортивная «Ауди», визжа резиной, эхом, разносившимся по полупустой парковке, миновав нашу машину, ушла влево, небрежно остановившись, заняв по диагонали два свободных места. Дверца водителя распахнулась, и на бетонный пол, покрытый специальным составом, делающий его похожим на стекло, опустились туфли, видимо, подобранные под цвет автомобиля, затем красное пятно дамской сумочки, а затем показалась и сама блондинка. Почему-то в тот момент, когда красная «Ауди» лихо остановилась чуть ли не поперек автостоянки, я уже знала, сейчас из неё выйдет блондинка. Блондинка шла, эмоционально разговаривая по телефону. Её путь – к лифту, который поднимет её в «Облака», – а то, что она направляется в ночной клуб, не было сомнений – лежал мимо нашей машины, где за тонированным стеклом переводили дух наши разгоряченные тела. Люк машины был по-прежнему открыт, и нам показалось, что она, услышав наши дыхания, остановилась, вглядываясь в темноту заднего стекла.

– Ох-ре-нееееть, – протяжно произнесла она в трубку, чуть сощурив глаза. – Просто пипец. Вот урод!

Она сделала шажок назад, чуть склонив голову набок, внимательно вглядываясь в стекло машины, затем вновь приблизилась, словно разглядывая нас и не веря своим глазам. Мне показалось, что ещё секунду – и шпилька её красных туфель пройдётся пулемётной очередью, делая решето из стекла. Затаив дыхание, я ждала развязки, да и Костя, видимо, зная свой косяк (его же подружка, не моя), лежал на мне сверху, боясь пошевелиться.

– Я этому козлу поверила, – почти срываясь на истерику, вопила блондинка, запустив пальцы в свои волосы. – На хрен вообще спрашивать, как тебя подстричь, если все равно обкромсает по-своему! Мастер, стилист, мать его, называется! Подстриг, как лохушку!

Возможно, бликующее от света ламп стекло не давало ей возможности видеть нас, но сделав шаг вперёд, чтобы поправить свою прическу, она, оказалась очень близко. Наши взгляды встретились. Мы увидели её округлившиеся глаза и открытый рот, она – две взлохмаченные в беспорядке головы, нависшие одна над другой, с горящими от прилива чувств и эмоций глазами. Через секунду стук её каблуков стих, и я совсем не уверена в том, что ей понадобился лифт, чтобы подняться в «Облака». Мы пытались зажать свои рты ладонями, но смех всё равно прорывался сквозь них, выскакивал через люк, разбегаясь по парковке. Комичность ситуации усугублялась тем, что Костя был ещё на мне и во мне и хохотал, зажимая свой рот. Представив картину со стороны, я начинала смеяться с новой силой. Действительно – и смех, и грех!

Достав из сумочки гигиенические салфетки, я потянулась за трусиками, по-прежнему болтающимися на руле. Увидев такую картину, Костя замер, перестав натягивать брюки, сидя на заднем сидении. Взяв меня за бедра, он потянул к себе, усаживая рядом. Наши губы, наши руки уже успели соскучиться, не успев расстаться. Он стал меня целовать, глядя в глаза, в которых я увидела начинающий вспыхивать с новой силой огонёк желаний. Я отвечала на поцелуи и тихо шептала:

– Всё, милый, я еду домой, мы вымотаны, хочется скорее уже добраться до ванной.

– Так вот она, через дорогу, – улыбаясь, оживился он. – Ну, Кать, едем ко мне, – продолжал настаивать он, – прямо сейчас, а? Оставим твою машину здесь – и ко мне, а завтра заедем за ней, ты же выходная?

Я улыбнулась ему ласковой тёплой улыбкой, нежно коснулась губами уголка его губ:

– Нет, Костя не сегодня. Мы же договаривались – сегодня я домой. Сейчас же праздничные выходные, давай как-нибудь встретимся, можем днём или вечером.

– Слушай, – оживился Костя, – а хочешь на 9 мая салют посмотреть? Можем сесть где-нибудь на террасе ресторана, здесь же, во «Временах года», ну или у меня, потрясающий вид, вся Поклонка как на ладони – ни толкотни, ни давки, никакого столпотворения.

– Может быть, может быть, – улыбнулась я в ответ, чмокнув в щёку, надела туфли, натянула на себя трусики и, распахнув дверь, вышла из машины.

С одной стороны Костиной машины белые полоски, словно клавиши рояля, делившие бетонный пол, определяя места для автомобилей, были пусты. С другой стороны припаркованный автомобиль отделял нас от стены, которой заканчивалась парковка. И хотя кроме нас на стоянке не было ни одной живой души, всё же поправлять прическу, как-то пытаться привести в божеский вид смятое платье, подтянуть трусики я пошла в ту тихую полоску между автомобилями, где меня не сможет заметить вдруг въехавшая на парковку машина. Только цоканье моих каблуков нарушало тишину, о которой обычно говорят «тихо как в могиле». Мысленно произнеся это слово, я поняла – зря. Накаркала. В машине, припаркованной рядом, на откинутом назад водительском кресле лежал труп. Неоновые лампы лили свой матовый свет на его лицо, отчего оно было бледно-мертвецким. От испуга и неожиданности я чуть не описалась на месте.