Святая Иоанна - [53]

Уорик. Что такое, мессир Джон? Что случилось?

Капеллан (хватая его за руки.) Милорд, милорд! Ради всего святого, молитесь о моей грешной душе!

Уорик (успокаивает его.) Хорошо, хорошо, я помолюсь. Разумеется помолюсь. Ну, тихо, тихо. Успокойтесь.

Капеллан (жалостно всхлипывая.) Я не злой человек, милорд.

Уорик. Ну конечно же, не злой.

Капеллан. Я по неведению… Я не представлял себе, как это будет…

Уорик (лицо его застывает.) А! Вы были там?

Капеллан. Я сам не понимал, что делаю. Я глупец, сумасбродный глупец! А теперь я буду проклят за это во веки веков.

Уорик. Вздор. Конечно, все это весьма прискорбно. Но ведь не вы же это сделали.

Капеллан (жалобно.) Я это допустил. Если бы я знал, я бы вырвал ее у них из рук. Вы не знаете, вы не видели… Так легко говорить, когда не знаешь… Говоришь, а сам пьянеешь от своих слов, и хочется еще больше подлить масла в пылающий ад своего гнева… Но когда, наконец, понял, когда видишь, что ты наделал, когда это слепит тебе глаза, и душит за горло, и жжет тебе сердце… (Падает на колени.) О Господи, сделай, чтобы я этого не видел! О Иисусе Христе, погасите этот огонь, ожигающий меня! Она воззвала к тебе из пламени: «Иисусе! Иисусе! Иисусе!» Теперь она в лоне твоем, а я в аду на веки вечные!

Уорик (бесцеремонно поднимает его на ноги.) Ну, хватит! Надо все-таки владеть собой. Или вы хотите сделаться сказкой всего города? (Без особой нежности усаживает его на стул возле стола.) Если не выносите таких зрелищ, так нечего было туда ходить. Я, например, никогда не хожу.

Капеллан (присмирев.) Она попросила дать ей крест. Какой-то солдат связал две палочки крест-накрест и подал ей. Слава Богу, это был англичанин! Я бы тоже мог это сделать. Но я не сделал. Я трус, бешеная собака, безумец! Но он тоже был англичанин.

Уорик. Ну и дурак. Его самого сожгут, если попы до него доберутся.

Капеллан (содрогаясь.) Какие-то люди в толпе смеялись. Они бы и над Христом стали смеяться. Это были французы, милорд. Я знаю, это были французы.

Уорик. Тише! Кто-то идет. Сдержитесь.

Ладвеню входит со двора и останавливается справа от Уорика. В руках у него епископский крест, взятый из церкви. Выражение лица торжественное и строгое.

Уорик. Я слышал, что все уже кончилось, брат Мартин.

Ладвеню (загадочно.) Как знать, милорд. Может быть, только началось.

Уорик. Это что, собственно, значит?

Ладвеню. Я взял этот крест из церкви, чтобы она могла его видеть до самого конца. У нее не было креста, только две палочки, связанные крест-накрест. Она спрятала их у себя на груди. Когда пламя уже охватило ее и она увидела, что я сам сгорю, если еще буду держать перед ней крест, она крикнула мне, чтобы я отошел и не подвергал себя опасности. Милорд! Девушка, которая в такую минуту могла тревожиться за другого, не была научена дьяволом. Когда мне пришлось убрать крест, она подняла глаза к небу. И я верю, что небеса в этот миг не были пусты. Я твердо верю, что Спаситель явился ей в сиянии любви и славы. Она воззвала к нему и умерла. Для нее это не конец. Это только начало.

Уорик. Гм. Боюсь, это произвело на толпу нежелательное впечатление.

Ладвеню. Да, милорд, на некоторых. Я слышал смех. Я надеюсь, — простите, милорд, что я так говорю, — но я надеюсь и верю, что это смеялись англичане.

Капеллан (вскакивает в отчаянии.) Нет! Нет! Это не англичане! Там был только один англичанин, опозоривший свою родину, — этот бешеный пес де Стогэмбер! (С диким криком устремляется к выходу.) Его надо пытать! Его надо сжечь! Я пойду молиться над ее пеплом. Я не лучше Иуды. Пойду удавлюсь.

Уорик. Брат Мартин! За ним! Скорее! Он что-нибудь сделает над собой. Бегите!

Ладвеню спешит к выходу, понукаемый Уориком. Из двери за судейскими креслами выходит палач, и Уорик, возвращаясь, сталкивается с ним лицом к лицу.

Что тебе здесь нужно, молодчик? Кто ты такой?

Палач (с достоинством.) Я не молодчик, ваше сиятельство. Я мастер. Присяжный палач города Руана. Это дело требует высокого мастерства. Я пришел доложить вам, милорд, что ваши приказания выполнены.

Уорик. Мои глубочайшие извинения, мастер палач. Я позабочусь, чтобы вы не потерпели убытка из-за того, что у вас не осталось, так сказать, сувениров для продажи. Но я могу положиться на ваше слово? Да? Никаких останков — ни косточки, ни ногтя, ни волоска!

Палач. Сердце ее не сгорело, милорд. Но все, что осталось, сейчас на дне реки. Вы больше никогда о ней не услышите.

Уорик (криво усмехается, вспомнив слова Ладвеню.) Никогда? Гм! Как знать!

Эпилог

Беспокойная ветреная ночь в июне 1456 года: то и дело сверкают зарницы: перед этим долго стояла жара. Король Франции Карл VII, бывший во времена Жанны дофином, а теперь Карл Победоносный (сейчас ему пятьдесят один год), лежит в постели в одном из своих королевских замков. Кровать стоит на возвышении, к которому ведут две ступеньки, и расположена ближе к одному из углов комнаты, чтобы не загораживать высокое стрельчатое окно в середине задней стены. Над кроватью балдахин с вышитыми на нем королевскими гербами. Если не считать балдахина и огромных пуховых подушек, то в остальном кровать напоминает широкую тахту, застланную простынями и одеялами: спинки в изножий нет, и ничто не заслоняет лежащего на кровати. Карл не спит: он читает в постели или, вернее, разглядывает миниатюры Фуке в томике Боккаччо, оперев книгу на поднятые колени, как на пюпитр. Слева от кровати — столик; на нем икона Богоматери, озаренная пламенем двух свечей из цветного воска. Стены от потолка до полу завешаны гобеленами, которые по временам колеблются от сквозняка. В этих тканых картинах преобладают желтые и красные тона, и, когда ветер развевает их, кажется, что по стенам бегут языки пламени. В стене слева от Карла — дверь, но не прямо против кровати, а наискось, ближе к авансцене. На постели, под рукой у Карла, лежит большая трещотка, вроде тех, что употребляют ночные сторожа, но изящной формы и пестро раскрашенная. Карл переворачивает страницу. Слышно, как где-то вдали колокол мелодично отбивает полчаса. Карл захлопывает книгу, бросает ее на постель и, схватив трещотку, энергично крутит ею в воздухе. Оглушительный треск.