Святая и грешник - [2]

Завтрак проходил в молчании: епископ не любил разговоров за едой, особенно ранним утром, когда читал «Таймс». Слуга всегда предусмотрительно прикреплял газету к серебряной, до блеска начищенной подставке. Два лакея разносили на больших серебряных блюдах обильную снедь, которой Огастес Стрэттон и его супруга старательно воздавали должное, подкрепляя силы перед поездкой.

Пандора ела очень мало и с готовностью приняла из рук тети три мелко исписанные страницы.

– Вот дела, Пандора, которые ты должна сделать во время моего отсутствия, – резко и повелительно объявила тетя. – Не следует лениться, пока мы с дядей будем в Лондоне. Я желаю, чтобы к моему возвращению, в пятницу, все было бы исполнено.

– Постараюсь изо всех сил, тетя София.

– Позволь надеяться, что твое «изо всех сил» означает бо́льшую старательность, чем ты проявляешь обычно, – язвительно отрезала тетя.

Пандора взяла список, присела в поклоне и вышла. Затворив за собой дверь, она стремительно бросилась по коридору в маленькую гостиную. Однако вместо того, чтобы немедленно погрузиться в чтение списка неотложных дел, она подошла к окну и посмотрела на лучезарное солнце. Ее охватило радостное волнение: она свободна! Она будет свободна целых три дня от упреков, ворчания, суждений о том, какой образ жизни вели родители Пандоры, и критических замечаний относительно поведения и внешности племянницы.

«Но чем же мне заняться? Как провести свободное время?» – мысленно спросила она себя, хотя уже знала ответ: как только дядя и тетя уедут в Лондон, она сразу же отправится в Чарт – поговорить, пообщаться с деревенскими жителями, которые знали и любили ее родителей. Нет, она не заедет в свой бывший дом в пасторате: ей невыносимо грустно видеть чужих людей, живущих в доме, который она по-прежнему считала своим. Однако в Чарте есть и другие дома, и люди, которые будут рады с ней повидаться по той именно причине, что она – дочь своего отца.

В этот самый момент дверь соседней комнаты – кабинета дяди – отворилась, и кто-то вошел, а затем Пандора услышала голос тети Софии:

– Но прежде чем мы уедем, Огастес, ты должен приказать Пандоре не ездить в Чарт!

– А я как раз сейчас подумал о ней. Я не успел тебе сказать, но вчера, уезжая к своему отцу, Проспер Уизеридж просил меня передать Пандоре свой «особый», почтительный привет.

– Ты хочешь сказать, что у него появилось намерение просить ее руки? – недоверчиво переспросила миссис Стрэттон, словно услышала самую невероятную новость.

– Да, он сказал, что питает к Пандоре чрезвычайное расположение, но решил вначале сообщить об этом мне, чтобы заручиться согласием на брак, прежде чем известить о своих чувствах саму Пандору.

– Ну что же тут можно сказать! – саркастически заметила миссис Стрэттон. – Разве то, что ему бы следовало быть поумнее! Твоя племянница должна быть благодарна судьбе, раз такой порядочный человек желает вступить с ней в брак!

– Но Пандора еще очень молода, – задумчиво возразил епископ, – и надо бы ей еще подождать, прежде чем возлагать на себя бремя супружеских обязательств.

– Ей никогда не сделают лучшего предложения, – убежденно заявила миссис Стрэттон. – Конечно, у лорда Уитшоу, например, есть два неженатых старших сына, но ведь и Проспер Уизеридж носит сан «Достопочтенного», что имеет в данном случае немалое значение!

– Ну, я не хотел бы рассматривать этот вопрос только с точки зрения престижа!

– Почему же? – поспешно переспросила миссис Стрэттон и, помолчав, добавила: – Ну как можно тут колебаться?

– Я сказал, что обдумаю его просьбу и дам знать о своем решении, когда мы вернемся из Лондона.

– Ты должен сказать «да», Огастес, самое положительное и несомненное «да»! А для меня будет огромным облегчением сбыть Пандору с наших рук! Надеюсь только, что Проспер Уизеридж окажется достаточно решительным человеком, чтобы сломить ее врожденное упрямство и склонность к опрометчивым поступкам, которую она унаследовала от родственников по материнской линии. Нет-нет, Огастес, именно по материнской, а не по твоей!

Опять наступило молчание, а потом миссис Стрэттон вдруг встрепенулась:

– Да, вот еще что: я вспомнила, почему ты должен запретить Пандоре посещать Чарт, и особенно Чартхолл! Кажется, туда вернулся тот самый человек!

– Граф?

– Ну а кто же еще? Мне говорили, что Его Лордство явился в свое имение уже два дня назад, а тебе известно не меньше, чем мне, что это может означать!

– Да уж, действительно, мне это известно, – неохотно признал епископ.

– Он позорит и свою семью, и все общество! Да уже весь Линдчестер шокирован тем, что происходит в Чартхолле, и какие люди там бывают, и чем они занимаются! – В ее голосе прозвучали гнев и отвращение. – Мне об этом рассказала леди Хендерсон, – и миссис Стрэттон заговорила тише: – Например, о женщинах, которых граф приглашает, это проститутки и актрисы, и ни один порядочный мужчина не пожелает, чтобы его видели в обществе подобных созданий.

– Ну, леди Хендерсон, – возразил епископ, – не следовало бы пачкать свой язык даже упоминанием об этих отбросах общества и обитателях лондонской общественной клоаки! Надеюсь, Софи, ты не станешь поощрять тех, кто распространяет россказни о том, что делается в Чартхолле! Ты же знаешь, что такие слухи часто плод преувеличения и что они дурно влияют на тех, кто им внимает!