Святая и греховная машина любви - [36]

— Это неправда. Ты прекрасно знаешь, я был бы рад…

— …чтобы я убралась в какую-нибудь Австралию и там сгинула? Сейчас, разбежалась.

— Я совсем не то хотел…

— Даже думать боюсь о будущем, ты понимаешь? А мне нужна уверенность в завтрашнем дне. Надоело жить подачками.

— Какими подачками, о чем ты говоришь? Я выплачиваю тебе постоянное содержание…

— Угрохала на тебя всю свою жизнь! О Боже, мне тридцать один год, а я трепещу от страха перед бедностью и старостью. Вот до чего ты меня довел!

— Ты прекрасно знаешь, что твое финансовое положение совсем не…

— Ага, сидеть в дерьме по уши и не высовываться — замечательное положение! Я хочу дом. Да, хочу, чтобы ты купил мне дом.

— Но ты же знаешь, сколько сейчас стоит недвижимость.

— Продай что-нибудь. Продай ту свою буржуйскую недвижимость, пускай твоя матрона поживет для разнообразия в квартирке.

— Прошу тебя, Эм, перестань, пожалуйста! Нельзя же так, каждую неделю одно и то же, слово в слово…

— Таких слов я тебе раньше не говорила. Не забудь: во-первых, я ушла с работы, и во-вторых, я уже сыта по горло…

— Ну, прошу тебя. Когда ты начинаешь так говорить, мы оба тут же заводимся — будто машины, а не люди.

— Ну и что? Мы и раньше заводились, и заводили друг друга — а как нам, двум машинам, было хорошо!

— Ложись спать, а?

— Может, лучше в гроб? А что, я бы рада. А уж для тебя-то какое облегчение, представляю!..

— Что ты несешь, прекрати.

— Спать он меня укладывает! Дудки, мы теперь с тобой оба не уснем.

— Послушай, малыш, мне завтра на работу.

— Ой, не смеши меня! Сидеть трепаться с женщинами про их сексуальные проблемы — это ты называешь работой? Где бы мне найти такую работу!

— Ради бога, умолкни.

— Ага, уснуть хочешь, чтобы я опять осталась наедине со своими мыслями? Нет уж, не выйдет.

— У меня тоже мысли…

— Зачем вообще спать, когда и тут и там один кошмар и ад?

— Мы вместе с тобой в этом аду, будем же милосердны друг к другу.

— Я девять лет была к тебе милосердна. Вот за то и получила по зубам.

— Что могу, я делаю для тебя.

— Смотрите, какой он великодушный! Делает, что может! Ничего, скоро мы посмотрим, что ты «можешь» и что «должен». Чтобы заставить жлоба заплатить по счету, на него надо как следует надавить. Вот ты мне скоро и заплатишь. По-моему, самое время.

— Могу предъявить тебе свою банковскую книжку…

— А я вообще не про деньги. Я про все, что ты мне должен, про плоть и кровь. Боже, во что я с тобой превратилась! Даже не верится, что это я. Такая стала скромница, смиренница — что ж тут удивляться, что ты меня разлюбил. Ничего, немножко насилия — и я, может, еще вернусь к реальности.

— Ну хватит, хватит, малыш. Ты все это уже говорила.

— Вот-вот, давай, смотри на часы. Скоро начнешь ныть, что тебе пора. Никуда тебе не пора. Захочешь, можешь тут торчать хоть весь день. Просто ты не хочешь.

— Думаешь, мне лучше, чем тебе? Думаешь, мне нравится такая ситуация?..

— Поменяй ее на другую.

— Но ты же знаешь, мы ничего не можем сделать.

— Ах, мы не можем? Ну так я могу. Черт возьми, как ловко ты меня обработал, я стала как кукла тряпичная, аж самой противно. Моя жизнь всегда была борьба — а ты превратил меня в какую-то тряпку. Никогда тебе этого не прощу! Я не тряпка, я всегда умела постоять за себя, но из-за любви все терпела, со всем мирилась, ни разу даже не пикнула. О Боже, с чем мне пришлось мириться! Столько лет сидела тихо как мышка. Ты уже, видно, решил, что теперь можно из меня веревки вить? Черта с два.

— Ты не сидела тихо как мышка, ты вопила и орала. Ты и сейчас орешь, а твоя подружка слушает и радуется.

— Зато будет свидетельница, когда ты меня придушишь.

— Эм, не говори ерунды.

— Я знаю, ты хочешь меня убить. Я кошмар твоей жизни. Будешь меня душить, да? Ну давай, не стесняйся!

— Ты пьяна.

— Ты тоже. Посмотрел бы сейчас на свою рожу. Бандит бандитом, честное слово. Ну скажи теперь, а я на кого похожа?

— Эм, сколько можно! Возьми себя в руки.

— Ты раньше говорил, что твоя жизнь с миссис Флегмой такая серая, потому что в ней насилия мало.

— Я устал от насилия.

— Ты хочешь сказать, устал от меня. Значит, я тебе была нужна, только чтобы пинать меня ногами.

— Ну, Эм, ну, милая моя…

— Заюлил, заюлил, хорошеньким быть захотелось. Зря стараешься! Одна только Пинн мне помогает в трудную минуту.

— Да влюблена в тебя твоя Пинн, ты что, не видишь? У нее же одни гадости на уме. Я уже сказал тебе, я ее тут терпеть не намерен.

— Не нравятся мои подруги — не приходи.

— Не хватало еще, чтобы она тут постоянно крутилась, вынюхивала!

— А что, ты все равно приходишь все реже и реже, вот и хорошо, и не приходи совсем. Ты же сам этого хочешь.

— Знаешь же, что я никогда тебя не брошу, всегда буду верен тебе…

— Ну, опять завел свою любимую пластинку! Надоело. Одно и то же, одно и то же, лучше бы каждый раз выдавал мне вместо этого мелочь на расходы. Какая к черту верность? Тратишь на меня столько, что меньше уже просто нельзя, ты сам это прекрасно знаешь. Вся твоя верность в том, чтобы не дать мне найти порядочного человека, который бы любил меня и по-человечески обо мне заботился. О Господи, угораздило же угробить всю жизнь на такое…