Святая Эвита - [110]

— Его ожидают в три часа, — сухо ответил один из служащих и повернулся к нему спиной.

Полковник возвратился в свою машину. Время как будто остановилось. Полицейский патруль несколько раз делал ему замечание и просил уехать. Полковник предъявлял дипломатические документы.

— Я должен быть здесь, — сказал он. — Я жду прибытия покойника.

— В котором часу? — спросили его.

— В двенадцать, — солгал он в первый раз. А во второй: — В четверть первого.

Вскоре кончился его запас можжевеловой. Полковника мучила жажда, но он и не думал трогаться с места. В какую-то минуту его от усталости сморил сон. Пароходы перемещались взад-вперед среди стай чаек, и время от времени над сводами здания пристани появлялась верхушка трубы. В полусне Полковнику почудилось, что он видит горделивую и свирепую, как лето в Буэнос-Айресе, мачту и слышит стон сирены. Голубой «опель» с крестами «Скорой помощи» внезапно остановился у причала номер 4. Двое крепких мужчин в круглых фетровых шляпах оставили дверцы открытыми и притащили с сортировочной площадки длинный ящик, который осторожно погрузили в машину. Все происходило медленно, как будто в нерешительности, и Полковник все это видел, не зная, в какой области своего существования он находится, во вчерашней или в завтрашней. На часах Гафентор[130] он увидел, что уже полвторого, и в тот же миг под романской аркой пристани заметил Фескета. Старший лейтенант Густаво Адольфо Фес-кет смотрел то на одну, то на другую сторону улицы с выражением растерянности или уныния. И люди и время, казалось, были не на своем месте, и сам Полковник тоже почувствовал себя чуждым происходящему, находящимся на какой-то для него не предназначенной грани реальности. Он поспешил к пристани, а в уме у него вертелись какие-то бессмысленные образы: кости, глобусы, металлические провода.

— Что вы делаете здесь так рано, мой полковник? — приветствовал его Фескет. Лейтенант похудел, волосы у него были перекрашены в белокурые.

Полковник ответил не сразу.

— Вы приехали на другом пароходе, лейтенант, — сказал он. — Вы приехали не на «Кап Фрио».

— «Кап Фрио» стоит на причале. Вон, смотрите. Он вошел в порт час назад. Дело обернулось скверно.

— Оно не могло обернуться скверно, — сказал Полковник. — Где Она?

— Ее забрали, — пролепетал Фескет. — Случилась беда. Что теперь будем делать?

Полковник положил руки ему на плечи и ледяным, невероятно звонким голосом сказал:

— Вы не могли Ее потерять, Фескет. Если вы Ее потеряли, клянусь, что я вас убью.

— Вы не поняли, — ответил лейтенант. — Я тут ни при чем.

Видимо, кто-то уже давно все готовил, говорил ему Фескет, так как все действовали четко и неожиданно. Капитан приказал выгружать багаж прежде, чем начали сходить с судна пассажиры. Первыми вынесли из трюма два деревянных сундука и ящик с радиоаппаратурой. Кто и как забрал ящик, неизвестно. И служащие «Кап Фрио» могут помочь ему, Фескету, только после окончания бюрократических процедур выгрузки.

— Надо набраться терпения, — сказал Фескет, — и подождать капитана.

Полковник погрузился в оцепенение, предвещавшее жесточайшие бури. Он смотрел на спускающуюся по трапу немощную череду стариков, на парящих чаек, на рыжие краски послеполуденного часа и время от времени усталым голосом, устремлявшимся не вовне, а внутрь его тела, повторял:

— Он Ее потерял. Он Ее потерял. Я его убью.

Это была глупейшая сценка, одна из тех, которые действительность обычно не допускает: Полковник опирался всем своим грузным телом на столб пристани, а Фескет, стоя неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на него с фальшивым сочувствием.

Наконец к ним подошел капитан и попросил пройти с ним в контору. На ступеньках лестницы он с досадой повторял:

— Радиоаппаратура, радиоаппаратура. Ее всегда похищает мафия.

Они вошли в ангар из металлических конструкций и стекла, где пахло сушеной рыбой. Капитан повел их между стойками, на которых лежали пачки накладных на груз с прибывающих пароходов. Там было кошмарное количество бумажек, испещренных мелким каллиграфическим почерком немцев. Они долго искали, пока не наткнулись на таможенные документы, касающиеся «Кап Фрио», и еще дольше искали доверенность, предъявленную обманщиком: «Герберт Штрассер, по поручению Карла Моори Кёнига».

— Моори Кёниг — это я, — сказал Полковник, — но я не знаю никакого Штрассера.

Однако это имя покзалось ему знакомым. Да, он где-то слышал его недавно.

— Это все, что мы в состоянии узнать, — сказал капитан. — Теперь вам надо заявить в полицию.

Полковник втянул голову в плечи, как черепаха. Ему требовалось приспособить свои мысли к этой враждебной реальности.

— Не стоит терять времени, — сказал он. — Я знаю, кто Ее похитил.

— Кто? — спросил Фескет, поглядев на него с недоверием.

— Голубой «опель». На дверцах у него нарисованы белые кресты, как на машине «скорой помощи». Если рассуждать логически, в данный момент он направляется к границе.

Он говорил одновременно и по-немецки, и по-испански, с синтаксисом, не свойственным ни одному языку. Один Бог знает, что из его слов поняли капитан «Кап Фрио» и лейтенант Фескет. Полковнику это уже было совершенно безразлично.