Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - [88]
Прозванный «Отцом Богемии» своим далеким преемником, Максимилианом, Карл IV был пожалован этой похвалой только для того, чтобы тотчас же стать vitricus imperii, отчимом империи. Был ли этот упрек так же заслужен, как и комплимент? Безусловно, нет.
Сначала давайте отметим, что Карл не оставался в заточении в своей дорогой Богемии. Здесь он провел половину из тридцати двух лет своего правления, другая половина прошла в остальных частях империи. На пути своих поездок он останавливался в пятистах местах к востоку от Эльбы и в четырехстах к западу от реки. Иными словами, пребывая в Богемии, он не забывал про империю в целом. Здесь он предавался размышлениям о Карле Великом.
В Праге находился коллегиальный собор Карлсхоф, посвященный императору, канонизированному Барбароссой. В Карлсштайне хранились меч, держава и корона, принадлежность которых традиция приписывала самому известному из франков, и эти предметы выставлялись как реликвии для почитания их приверженцами, собиравшимися у подножия башни Святого Таинства раз в год, в день празднования воинства Христова. В доказательство того, что Богемия и империя неразрывно связаны, святые Вацлав и Карл Великий оба были признаны покровителями часовни, основанной в древнем дворце Каролингов, Ингельхейме. Частые посещения и строительство красивейших готических хоров в придворной часовне Ахена ясно показывали, как сильно Карл дорожил столицей своего предшественника.
В одинаковой мере просвещенный и набожный, император поддерживал регулярные отношения с представителями итальянского гуманизма, например с Петраркой, а также менее известным автором Никколо деи Беккари, который выступал в пользу восстановления империи в самой Италии. Его идеи не имели большого успеха, так как Карл был реалистом, очень ревностно относившимся к правилам веры, с недоверием воспринимал идеи с оттенком авероизма и йоахимизма. Но он был не против поддержать этих соперников Вергилия. Он заимствовал у них также высказывания, которые вставлял в канву некоторых своих актов. Таким образом он напоминал, что только правитель империи мог быть назван Августом, потому что в его обязанности входило нести народам справедливость. В письме к князю Литовскому он именует себя monarcha mundi. Это послание, призывавшее его получателя принять крещение, приравнивало монарха к череде правителей-миссионеров, Константину, Карлу Великому и Оттону Великому. Признанный Церковью, недавний Pfaffenkoenig не забыл, какие задачи несло это звание. Вместе с папой он думал, что освободил христианство от великих походов, послав их навстречу туркам. Эти случайно собранные крестоносцы дошли только до Эльзаса и разграбили его в 1365 г. Тремя годами позже он присоединился к Урбану V в Риме, где этот папа намеревался устроить свою резиденцию. В течение двух месяцев две самые высокие власти христианского мира проявляли совершеннейшее согласие. Этот поворот не переставал поражать современников. Каносса канула в лету!
Император, приказавший выборщикам обучать своих сыновей итальянскому и славянскому языкам, должен был заботиться о том, чтобы империя сохраняла свой наднациональный характер. Связи с Италией были очень редкими, но Карл позаботился об этом; он был коронован в 1354 г. Позже он назначил наместников в этот «сад империи», которым в его глазах являлась Ломбардия. Висконти, который походя был отстранен от власти, должен был вернуть свой викариат. Ощутимым преимуществом было то, что эти титулы предоставлялись или возвращались посредством денег. Королевство Бургундии не пыталось вернуться к независимости, но оно подвергалось посягательствам французской монархии, которая уже давно увеличивала и усиливала вассальные отношения с домами, находившимися на востоке Роны. Карл старался показать, что сложившееся положение ему не безразлично. В 1365 г. в монастыре Св. Трофимия он получил корону Арелатского королевства, как некогда Барбаросса. Он основал два университета в Оранже и Женеве. Без сомнения, он также понимал, что, несмотря на его усилия, ослабление императорской власти продолжилось бы. Значимым решением стал отрыв графства Савойи, контролировавшего важнейшие стратегические пункты, от Бургундии и присоединение его напрямую к империи. Викариат целого королевства был передан сначала будущему Карлу V, а затем будущему Карлу VI. Поскольку владение Дофине делало их в принципе вассалами императора, почему бы им было не стать представителями государства, которое, казалось, все больше стремилось к западу. Франция за Маасом вела себя не менее предприимчиво, чем за Роной. В Лотарингии Карл располагал небольшими средствами воздействия, однако он попытался приостановить там нарушение императорского суверенитета. Опираясь на договор о превращении Бара в ленные земли, он сделал графа Бара князем империи, а правителя Понт-а-Муссона — маркграфом. Неслучайны были и торжественное принятие Золотой буллы в Меце, и тем более выбор человека, ответственного за проведение этой церемонии, — королевского чиновника Шомона, находившегося в изгнании. Тот факт, что дофина Карла, избежавшего участи своего отца и брата, взятых в плен англичанами после поражения при Пуатье, пригласили присутствовать при этой демонстрации императорской власти, также не был лишен смысла. Эти действия имели тем большее значение, что Карл IV был вассалом Христианнейшего короля и выполнил свой долг, сражаясь при Креси. Необходимо было защитить права империи, даже если союзник, тем более родственник, пытался действовать им в ущерб.
