Священная ночь - [4]

Шрифт
Интервал

Положение дел

После своей исповеди рассказчик снова исчез. Никто и не пытался его удерживать или вступать с ним в спор. Он встал, подобрал пожелтевший от времени манускрипт и, ни разу не обернувшись, растворился в толпе.

Те, кто слушал его, были поражены. Они не знали, что и думать об этом человеке, прославленном сказителе, любимце города. Он начинал рассказывать какую-нибудь историю, потом вдруг исчезал и возвращался вовсе не для того, чтобы продолжить ее, а чтобы признаться, что ее не следовало и начинать, ибо несчастье преследует его.

Некоторые уже не поддавались чарам. В их души закралось сомнение. Им не нравилось это внезапно наступавшее молчание, наполненное отсутствием и ожиданием. Они уже не верили человеку, словам которого внимали некогда с упоением. Они не сомневались, что он потерял память, только не решался признаться в этом. Возможно, сказитель и утратил память, но не воображение. И вот вам доказательство: он явился из пустыни с почерневшим от солнца лицом, с губами, растрескавшимися от зноя и жажды, с руками, огрубевшими от соприкосновения с камнями, с охрипшим голосом, словно в горле его застряли после песчаной бури мелкие кристаллики песка, со взором, устремленным куда-то ввысь и вдаль. Он разговаривал с кем-то невидимым, кто, верно, забрался на трон, установленный в поднебесье. И обращался к нему, словно призывая в свидетели. Публика следила за его жестами и его взглядом. Но ничего не видела. Некоторым мерещился некий старец на верблюде, не желающий ничего слушать и отмахивающийся от сказителя.

А тот бормотал непонятные фразы. В этом не было ничего удивительного. Очень часто он вставлял в свой рассказ слова неведомого языка. Но делал это так естественно, и люди понимали, что он хотел сказать. И даже смеялись, внимая с трудом пробивавшимся, скомканным фразам. Язык его то развязывался, то вдруг немел. Стыдясь кого, сказитель краснел. Он прекрасно сознавал, что теряет не разум — впрочем, не это его занимало, — а своих слушателей. Какая-то пара встала и молча удалилась. Ее примеру с недовольным ворчанием последовали двое мужчин. То был скверный знак. Из тех, кто собирался послушать Бушаиба, обычно никто не уходил. Никогда еще слушатели не чувствовали себя неудовлетворенными и не покидали кружок. Взгляд его оторвался от далекой точки в недосягаемой выси и с грустью устремился вослед уходящим; он не понимал, почему люди не хотят его больше слушать. Ему уже не верили. С этим он не мог примириться. Если человек был знаменитым сказителем, истинным властелином огромной площади, гостем королей и принцев, если он воспитал целое поколение трубадуров, провел год в Мекке, то не станет удерживать или звать назад тех, кто покидает его кружок. Нет, Бушаиб не опустится до этого, позабыв о достоинстве и чести. «Пускай эти люди уходят, — думал он, — печаль моя отныне неизбывна; она превратилась в мешок с камнями, который мне суждено нести до самой могилы!»

Я была там, закутанная в джеллабу[1]; я наблюдала за ним и ничего не говорила. Да и что я могла сказать, чтобы выразить свою любовь? Малейший неосторожный жест выдал бы хранимый им секрет, воплощением которого была я сама. Я слишком много всего знала, и мое присутствие здесь было не случайно. Я вернулась издалека. Наши взгляды встретились. Глаза его светились умом, который внушает страх. Но взор казался безумным, в нем отражалось что-то непостижимое. Он замер, узнав во мне призрак злосчастной поры. Заложив руки за спину, он кружил на месте. Я хранила спокойствие; ждала, вооружившись терпением мудрецов. Глаза его с нарастающей тревогой снова и снова обращались ко мне. Неужели он и впрямь узнал меня, хотя прежде никогда не видел? Ведь это он создал мой облик, наделил меня чертами характера и темпераментом. То было время, когда воображение его не знало удержу. А я была его мятежным, неуловимым творением. Но в памяти сказителя уже тогда наметились пробелы. Виной тому было безумие либо обман.

С тех пор прошло немало времени, и после всего, что мне довелось пережить, меня уже ничто не удивляло и не оскорбляло.

В Марракеш я приехала накануне, решив во что бы то ни стало встретиться со сказителем, которого моя история разорила. По какому-то наитию я знала, где его место, и сразу же распознала его слушателей. Я дожидалась его: так ждут друга, который предал, или изменившего возлюбленного. Ночь я провела в комнате, расположенной над торговыми рядами, где продают зерно. Где пахнет пылью и мочой мулов. Я проснулась с первыми лучами солнца и привела себя в порядок у фонтана мечети. Ничего не изменилось. Все осталось как было. Автовокзал по-прежнему был черен, словно печь, где выпекают хлеб. Кофейня так и стояла без дверей. Официант - плохо выбритый, с напомаженными волосами и съехавшей набок бабочкой, облаченный в одеяние, похожее на глаженый-переглаженый смокинг, лоснившийся от жирных пятен, — делал вид, будто знает меня. Такая уж у него была манера: называть посетителей по имени. Шагнув ко мне, он сказал без малейшего колебания, будто мы с ним были знакомы много лет:

— Как всегда, кофе с корицей погорячее и маисовую лепешку, матушка Фадила…


Рекомендуем почитать
Война маленького человека

Эта книга – не повесть о войне, не анализ ее причин и следствий. Здесь вы не найдете четкой хроники событий. Это повествование не претендует на объективность оценок. Это очень экзистенциальная история, история маленького человека, попавшего в водоворот сложных и страшных событий, которые происходят в Украине и именуются в официальных документах как АТО (антитеррористическая операция). А для простых жителей все происходящее называется более понятным словом – война.Это не столько история о войне, хотя она и является одним из главных героев повествования.


Северные были (сборник)

О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.


День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.