Священная ночь - [2]
Надо отметить, что стилистика писателя — воссоздавать реальный срез реальной исторической эпохи в образах метафорических, поэтически «сгущенных», часто аллегорических, сказочных, а также использовать синтетические литературные формы, такие, как роман-поэма, роман-сказка и т. д. Это делается не для того, чтобы лишний раз подтвердить свою приверженность традиции народного повествования или привлечь внимание западного читателя экзотическим ориентализмом. Писатель пробует все, чтобы усилить мелодику мотивов, вызвать общественный резонанс, и художественный мир его произведений, несмотря на их внешнюю традиционность, оказывается чрезвычайно актуальным и волнующим.
Романы «Песчаное дитя» и «Священная ночь» тоже написаны в сказовом ключе: наряду с приемами метафоризации, фольклорными, религиозно-мистическими мотивами используются и исторические параллели, и документальные вкрапления. Все это, с нашей точки зрения, лишь усиливает экспрессию повествования, а порой и «вуалирует» прямой протест автора против многих явлений национальной реальности.
Возможно, именно поэтому дилогия, особенно ее второй роман, и стала событием литературной жизни конца 80-х годов и была отмечена одной из самых престижных премий Европы — Гонкуровской.
Но поскольку оба входящих в дилогию произведения связаны между собой общим истоком, скажем несколько слов о романе «Призрачное (или, как называет его автор, «песчаное») дитя». Это произведение, хотя и искусно стилизованное под занимательные рассказы бродячих сказителей, собирающих в мавританских кофейнях и на базарных площадях марокканских городов огромные толпы народа, — современная притча, но со свойственным народным историям разнообразием концовок: каждый слушатель припоминает что-то похожее либо случавшееся с ним, а заодно сообщает новые подробности, которые рассказчик в другом месте уже естественно вводит в сюжет. Таким образом создается легенда о седьмой девочке, родившейся в несчастливой семье, которой Бог так и не послал мальчика. Отец, потерявший рассудок от очередной «неудачи» с рождением сына, называет ее Ахмедом. Под пером современного писателя занимательная история превращается в трагическую повесть о социальном мираже, фантоме, существе, имеющем плоть, но ставшем бесплотным призраком, имеющим лик, но обезличенным религиозным и социальным бесправием, рожденным в богатом доме, но ставшим бездомным бродягой, сумевшим отомстить своим насильникам, но так и оставшимся неотмщенным за вековое насилие, творимое над женщиной в этой стране… История человека, избавившего себя от диктата патриархальной семьи, но умершего в звериной клетке, выставленным напоказ толпе, — вот вкратце коллизия романа «Песчаное дитя».
Но повествование со скорбным концом не устраивает, как водится в народных романах, всех слушателей, и некоторые начинают уверять рассказчика, что Ахмед, поняв, что он женщина, не разделил трагическую судьбу героини, но ушел из жизни «потихоньку», обратив свой взор к небу… Другие припоминали героические сюжеты, в которых под именем легендарного арабского рыцаря, защитника простых людей — Антары, скрывалась женщина, да так и погибла с оружием в руках, и, только сняв с нее доспехи, люди узнали, кто был их спасителем, державшим в страхе армию врага…
Вводя в текст романа разные параллели — легендарные, реальные, фантастические, писатель уплотняет и развивает сюжет, насыщая традиционное для народного повествования нравоучение современным социальным и политическим смыслом. И хотя воссозданное сказание о «призрачном» ребенке так и не обрело в книге Бенджеллуна определенного конца, рассказанная история сама уходила в «песок», а различные версии завершения необыкновенной жизни героини лишний раз свидетельствовали о том, что ее дальнейшая судьба не столько туманна, неопределенна, сколько еще недосказана самой реальностью. Поэтому стадия «предшествования жизни», показанная в первой книге дилогии, логически переходит в «Священной ночи» в стадию «овладения жизнью», показанную писателем лишь как одна из возможных попыток преодоления судьбы. Эту историю, «подлинную» версию своего «воскресения» и «преображения», рассказывает сама героиня. Причем преднамеренность сообщения правды и только правды, мотивируемая тяжестью всего невысказанного ранее, утаенного или скрытого, и невозможность дальнейшего существования, продвижения героини к будущему без устранения груза прошлого — немаловажная деталь в структуре романа.
В священную для мусульман ночь — на двадцать седьмое число месяца рамадан, именуемую «ночь судьбы» (или «могущества»), когда должны исполняться все надежды на милость Всемогущего, умирающий отец героини, все еще считавшей себя сыном, поведал ей правду о ее рождении, правду об украденной у нее женской жизни. И постепенно женщина освобождается от долгих лет обмана, от призрачности бытия, обретает новое дыхание и надежду на возрождение.
Слабый огонек свечи у изголовья умиравшего отца — символа Прошлого — постепенно замешается разгорающимся пламенем зари, и сама ночь, даровавшая героине Знание, становится источником вспыхнувшего Света Прозрения.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Американка Селин поступает в Гарвард. Ее жизнь круто меняется – и все вокруг требует от нее повзрослеть. Селин робко нащупывает дорогу в незнакомое. Ее ждут новые дисциплины, высокомерные преподаватели, пугающе умные студенты – и бесчисленное множество смыслов, которые она искренне не понимает, словно простодушный герой Достоевского. Главным испытанием для Селин становится любовь – нелепая любовь к таинственному венгру Ивану… Элиф Батуман – славист, специалист по русской литературе. Роман «Идиот» основан на реальных событиях: в нем описывается неповторимый юношеский опыт писательницы.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.