Своя радуга - [24]

Не попрекнут.

***

Пролог третий.

1914й. Петр.

– Рука уже почти не саднила, но чесалась под повязкой неимоверно. Это был добрый знак, значит заживало хорошо. Однако зуд донимал, и создавал некое раздражительное беспокойство мыслей. Петр пробирался между госпитальных палаток, лавируя между сидящими, стоящими и лежащими раненными. Только что в одном из центральных шатров врач наскоро осмотрел его разбинтованную фельдшером руку, приложил ладонь ко лбу Петра вместо термометра, и объявил, что похоже дела идут на лад. Однако, – сказал доктор – рисковать не будем. Жар спал, но завтра покажетесь мне еще разок. А потом я с чистой совестью выпишу вас из нашего бедлама… После чего велел фельдшеру дать Петру таблетку жаропонижающего. Фельдшер наново перебинтовал Петру руку, вручил таблетку, с мензуркой воды, и выпроводил восвояси. Теперь предстояло пробираться между вавилонского скопления раненных обратно на окраину лагеря.

Полевой госпиталь был раскинут прямо посреди леса. Даром что лес был почти парковый, с ровной землей, и большими деревьями, раскидистые кроны которых практически не давали шансу разростись молодому подлеску. Между деревьев и выросли госпитальные палатки. С одной стороны раскидистые кроны деревьев надежно защищали палаточный городок от авиаразведки австрияков. По армии давно ходили слухи, что австрияки весьма небрежно относятся к конвенциям, и могут между делом скинуть с аэроплана пару гранат и на палатку с красным крестом нарисованным на вершине. Здесь в лесу, по крайней мере этого можно было не опасаться. Опять же, в лесу протекал кристальный полноводный ручей, который обеспечивал весь городок чистой водой. Врачи героическими усилиями не давали загадить его безалаберным раненным, и к ручью у истока был даже приставлен солдатский караул. Оборотной стороной лесного расположения была единственная проходившая в лесу узенькая дорога, которая к тому же шла не как было бы желательно – прямо от передовой, через госпиталь и дальше в тыл. Увы, дорога шла вообще не туда куда надо, потому раненных везли окольными путями… Но самым главным недостатком госпиталя было, что он оказался элементарно мал для такого наплыва раненных. Не хватало мест в шатрах, не хватало лекарств, не хватало врачей, которые работали круглые сутки напролет, и передвигались по лагерю с опухшими воспаленными глазами как у запойных пьяниц. Впрочем, этот недостаток, как предполагал Петр, от места расположения не зависел. Кто-то в службе тыла просто элементарно не подготовился к тому, что на войне – вот неожиданность – людей могут ранить, и их придется лечить.

Когда Петра после сортировки у передовой привезли на подводе с окровавленной, кое-как перебинтованной индивидуальным пакетом рукой, ему пришлось еще довольно долго ждать своей очереди на обработку. Его рана считалась легкой. И хотя его шатало, а через руку на каждом неловком движении будто пропускали гальванический ток, бьющий острой болью, он не мог с этим не согласится, глядя на бедолаг с вовсе оторванными руками и ногами. Потом была операция, – его даже не положили. Он сидел на стуле вытянув руку на стол, а невообразимых габаритов хирург с буйволиными ручищами, еще раз осмотрел руку.

– Ерундовниа, – буркнул хирург, – тут и морфин не на что переводить… Поверните руку штабс-капитан.

– Может все-таки стоит? Обезболивающее? – Облизнув сухие губы спосил Петр, когда хирург подтянул к себе ванночку с устарашающе-блестящим врачебным инструментом.

– У нас даже на тяжелых ампулу не всегда находим. – Мрачно глянул на него хиург. – Санитары клиента держат, вот и все обезболивание. Такое ощущение, что в тылу про нас забыли. Но если вы настаиваете, могу предложить рауш-наркоз. Знаете что это?

– Нет.

– Удар деревянной киянкой сзади по черепу. И пока вы будете оголушены,.. Правда, признаюсь, способ считатеся устаревшим, и потому я в нем не очень силен. Вот говорят еще совсем недавно, в севастопольскую кампанию, были специалисты, которые отключали пациента с длительностью вплоть до минуты, и безо всяких для того последствий. Ювелирная точность удара. Я этим уже похвастаться не могу. Морфий нас развратил… Ну так что, – будем бить?

Петр на всякий случай осмотрелся вокруг. Киянки нигде не увидел. Однако, кто знает этих шутников-врачей…

– Уж увольте. – Буркнул Петр. – Не хватало последние извилины отбить. Перетерплю.

– Мудро, – с той же серьезной миной произнес врач, хотя Петру в какой-то момент и показалось, будо блестнули у того в глазах веселые искорки. – Фельдшер, поддержите штабс-капитана, а то он того и гляди со стула сползет.

– Зажмите в зубы, – фельдшер протянул Петру скрученное полотенце. – Чтоб улыбку не попортить.

Петр сжал зубами полотенце .

– Ну-с, начнем благословясь… – пробормотал Хирург.

И он начал. Фельдшер прижимал руку к столу стальным захватом, хирург ковырялся в руке, Петр на каждое движение пинцета в ране шипел как гадюка. Несмотря на вид причесанного питекантропа, хирург работал быстро и умело. Австрийские осколки один за одним появлялись на свет и со звоном падали в эмалированное блюдо. Каждый из них хирург встречал одобрительным мычанием.