Свой среди чужих. В омуте истины - [26]

—  Считаете, что вновь наступает матриархат?

—Было бы неплохо. Мы накануне больших испытаний. Я не говорю только о войне. Меняется психология каждого поколения далеко не в лучшую сторону. Пройдет еще пятьдесят—сто лет, и люди все больше будут походить на обезьян — самых бездель­ных животных... Живя в безопасности в рощах, изобилующих плодами, они не тратят сил и времени на добывание пищи. А на­сытившись, ищут развлечений в пакостях. Швырнуть орехом в глаз тигру, нагадить на голову слону, а потом издеваться над ними со своей безопасной высоты — они чувствуют свою бес­помощность, свое ничтожество, и озлобленно за это мстят... — Рощин подозвал гарсона и указал на пустые бокалы.

—   Наши прадеды, деды и отцы, заразившись чуждыми Рос­сии идеями, посеяли в незрелых умах ненависть к себе же и, трусливо уступив темной силе власть, допустили себя выгнать из страны, сажать в лагеря и тюрьмы, расстреливать. Какова цена дворянству, купечеству, интеллигенции? А ведь зачастую среди них были талантливейшие люди, с мировым именем. Кстати, потом эти бежавшие из-под ареста или пули великие умы оказа­лись открывателями нового, прогрессивного в науке, искусстве, литературе и технике во всех областях — кораблестроительной, атомной, телевидении, электронике — все эта гениальные люди очутились во Франции, Англии, Германии, Соединенных Штатах и разбазаривали свои знания, свой талант, чтобы, согласно вашей теории, сделать из народа обезьян. Большинство таких талантов скупила Америка. Так, Сикорский, эвакуировавшись из Крыма, поселился сначала в Югославии и начал трудиться в авиационной промышленности этой отсталой страны, но вскоре был путем разных ухищрений заманен и «куплен» бандой миллионеров.

—  Гении, Владимир Дмитриевич, одержимые своими идея­ми люди. Их цель—воплотить их во что бы то ни стало в жизнь. Они тут совсем ни при чем.

—  Кто же и что делает из людей бездельников? Тех самых обезьян-пакостников? Кто проповедует интернационализм, «мир во всем мире», технический прогресс и царство праздно­сти, косности, разврата? Кто потакает лени, своеволию? Зачем учиться, кончать университеты, работать? Не лучше ли плевать на все «с высокого дерева»? И это у нас? В нищей далекой от техники России-матушке? И вот теперь, когда нашелся деловой народ, готовый разделаться с ядовитыми, тлетворными идеями иудаизма и их носителями, вы взываете к защите тех самых убийц и палачей, безжалостно изгнавших вас из Отечества? Я понимаю французов, поляков или сербов, но нам, эмигрантам? Извините, психология ваша мне неясна!

Ницшеанство, фрейдизм, фашизм, национал-социализм ис­ходят из одного корня иудаизма-сионизма... Близки, как братья- близнецы, идеи о высшей арийской расе, воплощенные в книге фюрера «Майн Кампф», и «религия» об «избранном народе» в Талмуде и «Протоколах сионских мудрецов».

—   А не кажется ли вам, Николай Яковлевич, что проказа сионизма, разъедающая и заражающая все кругом, намного страшней и опасней, скажем, приступа фашизма, охватившего ряд европейских стран в виде самозащитной реакции на их «религию»?

Так мы спорили. Более эрудированный Рощин подавлял высказываниями «прогрессивных» русских классиков, а я, ссы­лаясь на то, что вычитал у Достоевского, Аксакова, Соловьева, отбивался, как мог, пока не пришел Катков.

Услыхав, о чем дискутируем, он занял нейтральную по­зицию:

—  По всему видно, Сталин евреев не любит. Он разделался с ленинской гвардией—с троцкистами, бухаринцами, ликвиди­ровав их вожаков. Не допустил переселения этого племени из Польши. Отстаивает интересы России: дал реванш Брестскому миру, возвратил Лимитрофы, Бессарабию, Буковину, Западную Украину, щелкнул по носу японцев...

—   Однако иудеи там по-прежнему царствуют... — прервал я его.

—   Покуда еще держит при себе некоторых, вроде «желез­ного наркома», но в стальной узде. Когда посадили его брата и жена кинулась к Лазарю — «Спасай брата!» — тот ответил: «У меня один брат—Иосиф Виссарионович!» Покорно снесли арест жен-евреек Молотов и Калинин, и только Ворошилов встретил гепеушников с наведенным пистолетом: «Не дам! Уходите! Стрелять буду!» Ха! Ха! Ха!

Подошел обер со счетом. Рощин расплатился.

—   Твои, Владимир, доводы можно было привести два-три года тому назад. Все меняется! А что касается мифа о господ­стве избранного народа над миром, то это всего лишь коварный вариант «Тамерлана» в ином облике, который, согласно зако­ну равновесия и гармонии на нашей грешной земле, обречен провалу... И еще скажу тебе, Володька, что ты дурак! Какая красавица тебя любила, а может, любит! Какая светлая душа, чистая совесть! Ты знаешь, что ее избрали «Мисс российского Парижа»? Намекнула мне со слезами на глазах о вашем романе. Такую женщину проморгал! Эх! Заступался за тебя, как мог, сказал, что ты в разводе. А она, гордая, под конец бросила: «А Чеботаев не изменит Сопротивлению?» — Думает, что ты на нашей стороне!

Вспыхнув, я тут же вкратце рассказал, почему не сдержал слова и женился на другой.

Выходя, я бросил взгляд в угол и подумал с облегчением: «Немец и его дама ушли. Вроде меня не заметил!» И тут же: «Умный мужик этот Ропщи, столкнуть бы его с Байдалаковым!