Свой круг - [2]

— Адмиральская дача, что ты думаешь, — снисходительно ответил Петр, и по тону его следовало понимать, что он повидал немало подобных дач и удивляться тут особенно нечему. Как я успел заметить, Петр любил подать себя бывалым человеком.

Зеркальная поверхность пруда притягивала взгляд, и я опустился на корточки у самой воды. Теперь стало видно, как солнечные лучи, преломляясь в прозрачном и оттого невидимом жидком стекле, высвечивают бугристое, усыпанное камешками дно.

Мягко спланировал сухой лист и завис, чуть поморщив солнечную прозрачность над этой неровной пестрой равниной.

— У берега — сантиметров двадцать, а в центре — метра полтора, — прикинул я глубину.

В одном месте, там, где край водоема захватывала полукруглая тень кроны дерева, образовалась непроглядная чернота, будто скрывающая бездонный омут.

Еще когда я увидел дачу издали, то подумал, что она напоминает материализацию мечты об уединенном, тихом и спокойном месте, где время не расписано по минутам, не втиснуто во всевозможные планы и графики, не имеет обыкновения скручиваться в тугую пружину, спрессовываясь и убыстряя свой бег, когда не ощутимо проскакивает час за часом, день за днем, неделя за неделей, а течет размеренно и неторопливо, как и полагается времени… Где нет неотложных мероприятий, срочных вызовов, нервных, не различающих дня и ночи телефонных звонков, не поддающихся планированию и оттого выбивающих из заранее намеченного ритма происшествий, нет массы важных, ответственных и подлежащих немедленному разрешению вопросов и сотни других дел, делающих каждодневную жизнь бегом в беличьем колесе.

А сейчас на берегу пруда я убедился, что это и есть то самое место. Здесь в покойной и умиротворяющей тишине можно отключиться от невидимого кабеля связи со своей и областной прокуратурами, дежурной частью милиции, следственным изолятором и другими учреждениями, которым ты можешь вдруг срочно понадобиться в любое время суток.

Здесь можно забыть про сроки следствия и содержания под стражей, выпустить из памяти показания многочисленных обвиняемых, подозреваемых, свидетелей, не раздумывать над квалификацией и судебной перспективой дел, не прорабатывать десятки вариантов направлений расследования, не перебирать арсенал тактических приемов для предстоящих допросов… Можно, наконец, перевоплотиться и из следователя — важного звена сложного государственного механизма стать просто гражданином Зайцевым Ю. В. И целыми днями сидеть в этом уютном местечке и смотреть на зеркальную гладь воды, просто так, бездумно, чтобы освободиться постепенно от миллионов бит самой различной информации: мешанины фактов, событий, фамилий, кличек, номеров телефонов и тому подобной белиберды, чтобы этот уголок вытянул полученные за все эти годы отрицательные эмоции, последствия нервотрепки и пережитых стрессовых ситуаций. Чтобы отдохнул мозг, восстановились запасы нервной энергии… И чтобы при этом высоко в синем небе плыли легкие перистые облака…

Смотрю в небо. Облака на месте. Именно такие, как представлялось.

Я вновь собрался, для этого пришлось сделать усилие — сказывается, что уже год не был в отпуске и весь этот год работал по большим тяжелым делам.

— Вперед, гвардейцы! — играя роль этакого неунывающего бодрячка, окликаю задумавшихся ребят. — Осмотр продолжается!

За банькой стоял огромный ящик, доверху наполненный бутылками из-под портвейна.

В гараже тоже обнаружились три набитых бутылками мешка. А в общем осмотр двора ничего не дал.

Когда мы подошли к входной двери, дача уже не показалась мне местом, где хочется отрешиться от повседневной суеты. Может, оттого, что сургучная печать, придававшая двери казенный вид, предвещала что-то недоброе, а может, просто включился подсознательный механизм, перестраивающий мозг с благодушных отвлеченных размышлений на предстоящую конкретную работу.

Я без труда нашел в связке нужный ключ и, сорвав печать, толкнул дверь. На первом этаже располагаются службы, кухня, кабинет и зал, а наверху — спальни и зимняя веранда. Но, переступив порог, мы вначале оказались в небольшом холле перед двустворчатой дверью с табличкой «Кают-компания».

В «кают-компании» стоял спертый плотный воздух, в котором смешивались запахи винного перегара, табачного дыма и перестоявшей еды. Не знаю, как мои спутники, а я уловил в этой сложной смеси еще один компонент. Раньше, до того, как я стал работать на следствии, я думал, что выражение «запах смерти» не более чем красочная метафора, но потом убедился в, обратном. Смерть имеет даже два вида запахов: реально ощутимый обонянием и психологический, воспринимаемый сознанием, создающий особое отношение к месту, которое она посетила. И если первый может отсутствовать, то второй — ее непременный спутник.

В «кают-компании» запах смерти исходил от грубо начерченного мелом на ковре силуэта, повторяющего контуры распростертого человеческого тела.

Поскольку я читал протокол, то очень отчетливо представил позу, в которой лежал убитый. Собственно, первичный осмотр места происшествия проведен толково и грамотно, но он в основном концентрировался на трупе, окружающей обстановке уделено мало внимания, что вполне объяснимо дефицитом времени дежурного следователя, которому наступало на пятки очередное происшествие: в большом городе за ночь случается много всякого…