Своей дорогой - [14]

— Здравствуйте, господин Гагенбах. Доктор тоже здесь?

— Так точно, — ответил Гагенбах с глубоким поклоном. — Дядя у господина Дернбурга с докладом о состоянии больницы за последнюю неделю, а я… я подожду его здесь… если позволите.

— Позволяю, — ответила Майя.

Гагенбах, очень молодой человек с чрезвычайно светлыми волосами и чрезвычайно светлыми голубыми глазами, был застенчивым и неловким. Встреча с Майей очень смутила его, отчего он краснел и запинался; тем не менее он чувствовал необходимость показать себя светским человеком и, после нескольких безуспешных попыток заговорить, наконец, все-таки произнес:

— Смею ли… смею ли я… осведомиться о вашем здоровье… многоуважаемая фрейлейн Дернбург?

— Благодарю вас, я совершенно здорова, — ответила Майя, и углы ее губ начали заметно подергиваться.

— Я чрезвычайно рад, — принялся уверять ее молодой человек. Собственно говоря, он хотел бы сказать что-нибудь совсем другое, что-нибудь остроумное или глубокомысленное, но, как назло, ничего такого не мог придумать, а потому продолжал: — Я даже не могу выразить, до какой степени рад! Смею надеяться, госпожа фон Рингштедт тоже здорова?

Майя с трудом подавила улыбку, отвечая утвердительно и на этот вопрос. Гагенбах, все еще не отказываясь от надежды выжать из себя какое-нибудь остроумное замечание, судорожно продолжал разговор на избранную тему о состоянии здоровья членов семьи Дернбургов.

— А молодой господин Дернбург?

— Поехал на станцию, — перебила его Майя, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. — Вы можете надеяться, что мой брат здоров и что мой отец тоже здоров, вся семья здорова и сердечно благодарит вас за вашу трогательную заботу о ее благополучии.

Смущение Гагенбаха заметно росло. Он растерянно нагнулся к Пуку, все внимание которого было поглощено его клетчатыми панталонами, и со словами: «Какое прелестное маленькое животное!» — хотел погладить его.

Но «прелестное маленькое животное» весьма неблагосклонно отнеслось к намерению молодого человека и с громким лаем бросилось к его ногам; Гагенбах отскочил назад, Пук прыгнул вслед за ним и зубами вцепился в панталоны; Гагенбах скрылся за цветочной кадкой; преследователь отправился туда же, а Майя от души потешалась над этой сценой.

К счастью, помощь явилась с другой стороны. Из двери, ведущей в кабинет Дернбурга, показался пожилой господин; он без церемонии схватил лающего шпица за белую шерстку и поднял его в воздух с сердитым восклицанием:

— Почему же ты не возьмешь его так, Дагоберт? Или ты хочешь посмотреть, как он разорвет тебе панталоны?

Запыхавшийся Дагоберт стоял под лавровым деревом с нескрываемым чувством облегчения. Теперь и Майя вмешалась.

— Будьте милосердны и отпустите преступника на волю, — смеясь воскликнула она. — Право, жизнь вашего племянника не подвергалась серьезной опасности; за целый год своего существования Пук еще не растерзал ни одного человека.

— И того довольно, если он растерзает панталоны, особенно такие изящные, как те, которым сейчас грозила опасность, — весело возразил Гагенбах, опуская на пол собачонку. — Здравствуйте, фрейлейн Майя! О вашем здоровье мне, конечно, нечего и спрашивать?

— Совершенно нечего, о нем уже достаточно спрашивали сегодня, — ответила девушка, бросая шаловливый взгляд на Дагоберта. — Прощайте, господа, я спешу к папе! — и она, весело кивнув, пролетела мимо, к двери в комнаты отца.

Доктору Гагенбаху, оденсбергскому врачу и домашнему доктору Дернбургов, было около сорока пяти лет; его волосы уже начинали седеть, а фигура выказывала некоторое расположение к полноте, но вообще он был еще совсем хоть куда и представлял довольно резкую противоположность своему племяннику.

— Надо признаться, ты вел себя как настоящий герой, — насмешливо обратился он к Дагоберту. — Шалунья-собачонка хотела поиграть с тобой, а ты тут же обратился в бегство.

— Мне не хотелось так грубо обращаться с любимицей фрейлейн Дернбург, — ответил Дагоберт, озабоченно осматривая свои панталоны.

Дядя только пожал плечами.

— Едва ли нам удастся нанести визит фрейлейн Фридберг, как мы предполагали, — сказал он. — Я сейчас узнал, что гостей из Ниццы ждут к часу, весь дом на ногах, готовятся к их приему. Но, раз мы здесь, я все-таки попытаюсь переговорить с ней, а ты, тем временем, можешь привести себя в порядок.

Он поднялся по лестнице и наверху столкнулся с Леони, которая шла в переднюю. Она почти ежедневно видела доктора, но тем не менее в той манере, с которой она ответила на его приветствие, заметно чувствовалась сдержанность. Гагенбах как будто не видел этого, вскользь спросил, как ее здоровье, рассеянно выслушал ответ и наконец сказал:

— Сегодня я пришел к вам, фрейлейн, по совершенно особому делу. Правда, я неудачно выбрал время, потому что вы, очевидно, тоже заняты хлопотами в ожидании гостей, но я могу высказать свою просьбу в нескольких словах, а потому позвольте мне сделать это здесь же.

— У вас есть просьба ко мне? — с удивлением спросила Леони.

— Вы удивляетесь, потому что обычно я только раздаю приказания да пишу рецепты? Да, врачу позволительно так себя вести; он должен во что бы то ни стало поддерживать свой авторитет, особенно, если ему приходится иметь дело с так называемыми «нервными» больными.