Свое время - [12]

- Перестань, я так никогда не напишу, - прервал я Костю.

- Но зато финал фильма, апофеоз апогея, это победа добра над злом, рассвет на вырубленной делянке и молодые побеги будущего леса.

- Пусть так профессиональный кинокритик пишет.

- Ладно, старик, шучу. Давай в самом деле о деле... Ты сценарий фильма, который я собираюсь ставить, читал?

- Какой вариант? - спросил я тихо.

Костя глубоко затянулся сигаретой, внимательно, навскидку глянул на меня:

- Тебе известно?

- Да.

Он откинулся на спинку кресла.

- А какой вариант ты читал?

- Оба.

- Каким образом? - жестко спросил он.

- Рассказ в "Новом мире" был опубликован два года назад, легко представить себе, что из этого вышло. А твой вариант сценария дал мне Коля Осинников.

- Николай?.. Тогда понятно... Ладно, хорошо. Ну и что? Твое мнение?

- Так ты же, хитрец, все поменял. Рассказ был простой, камерный, лирический - он и она едут на дачу, проводят там субботу и воскресенье, уезжают влюбленными, а возвращаются чужими друг другу людьми.

- Вот-вот, ты совершенно точно это уловил, чужими людьми, - оживился Гашетников.

- В твоем же варианте появляется третий персонаж. Хозяин дачи. К нему в гости и едут влюбленные герои рассказа. В электричке к девушке пристают хулиганы, и третий выходит с ними, а второй остается. Драка. В тамбуре. Драка тупая, под стук колес. На остановке третий падает на пол, и автоматические двери зажимают ему шею. А хулиганы продолжают бить обезглавленное тело, которое корчится в бессильных судорогах. После этого трое проводят ночь вместе на даче. В разных углах. В страхе. Утром солнце и снег берут свое, и, казалось бы, забыта ночь. А на обратном пути в Москву опять в вагоне появляются те же хулиганы. Они не бьют, просто на ходу небрежно сдвигают третьему шапку на глаза. На вокзале трое расходятся в разные стороны. Как чужие... Их разлучил страх... Страх разлучает людей... Я знаю этот страх, Костя, холодный, животный страх, от которого слабеет тело и меркнет разум... Я хорошо помню послевоенные подмосковные поезда, по которым ходили приблатненные компании... Страх, который надо преодолеть, если хочешь быть человеком.

- Верно, старина. Вот поэтому я и назвал свой вариант "Трахома". Без операции не обойдешься, иначе ослепнешь.

- И тебе разрешат ставить свой вариант?

Гашетников болезненно, как от зубной боли, сморщился, пожал плечами:

- Вряд ли.

- Может быть, все-таки лучше остаться в любителях?

Костя ответил не сразу:

- Ты и сам знаешь, как у нас, в Технологическом, нередко сценарий менялся прямо по ходу съемок. На "Мосфильме" же план, метраж, смета. Мне до истинного профессионала еще далеко. То ли дело Акулов! Пришел в павильон, сел в кресло, спросил, какой объектив, и уже по расстоянию до актера знает, каким планом его снимают.

Гашетников скорчил брезгливую гримасу, изображая, очевидно, Акулова:

- Я же просил крупнее, а ты как сымаешь?.. Недавно с лесов софит свалился, грохнулся прямо рядом с ним.

- Неужели сбросил кто-нибудь? - недоверчиво спросил я.

- Не думаю. Но Акулов именно так и решил, даже съемку отменил в тот день.

- А на тебя лампы падают?

- Нет. Пока.

- Хорошо, а что такое кино, ты теперь знаешь?

- Это хороший вопрос, Валерий. Я много думал об этом. Мы с тобой родились, уже когда существовало звуковое, цветное, стереоскопическое, панорамное кино, но мы открыли для себя заново, что по экрану ходят люди и движется поезд, и мы были потрясены этим чудом. А потом, когда, благослови его, господи, профком Технологического института купил киноаппаратуру, мы все время совершали открытия. Помнишь, как ты носился с гениальной идеей, что изображение может быть одним, а звук к нему - совсем другим? Например, в кадре бюрократ, а в звуке хрюк. Я и сейчас уверен, что на этом приеме можно сделать интересный фильм. Но дело-то совсем не в приемах...

- Прием тоже важен, Костя. Пример тому - твой же этюд "черное и белое". Женщина в белом, женщина в черном, телефон и черный фон. И черная нитка бус на белой женщине. И Стравинский... А в результате серебряный приз на международном смотре любительских фильмов в Югославии. Ты же сам говорил, что за этот фильм тебя и приняли на режиссерские курсы. Меня же вот не взяли.

- В этом твой туберкулез виноват. А так поступили бы вместе еще два года назад. Кстати, как здоровье?

- Спасибо. Не жалуюсь.

- А почему у тебя с курсами не вышло?

- Мимо сада с песнями. Про "Немую" сказали, что это пацифизм, про "Белые горы", что это не наша философия, про "Живописца Болотникова" абстракция, умозрительность.

- А к кому ты попал на собеседование?

- К Чулкову.

- Знаю такого... Погоди-ка, погоди-ка... Только что на Рижской киностудии один начинающий режиссер, интересный парень, между прочим, по сценарию Чулкова короткометражку поставил. Я ее видел. Героиня - контуженная во время войны девушка, знакомится со студентом консерватории, любовь, прогулки по старой Риге, она приходит на концерт и начинает слышать музыку вперемешку с грохотом бомбежки... Это же твоя "Немая"!

- Нет, не моя. У меня - море, солнце, пляжи... Так что же такое кино?