Свободу мозгу! - [49]

Зимбардо выбрал двадцать четыре человека среди физически здоровых, психически нормальных и не имеющих проблем с законом белых мужчин. Главным критерием отбора была психологическая стабильность. Участие в эксперименте в течение одной-двух недель было оплачено. Двенадцать из них в результате случайной выборки были назначены надзирателями фальшивой тюрьмы, оборудованной в полуподвальном помещении факультета психологии Стэнфорда. А другие двенадцать — заключенными. Все знали, что речь идет об эксперименте, и никто из них не играл вслепую. Фальшивые заключенные были арестованы при поддержке полицейских города Пало-Альто, которые взяли у них отпечатки пальцев, проверили по картотеке, обыскали их и каждому присвоили номер. Надзирателей снабдили дубинками, чтобы они утвердились в своей власти. Они получили от Зимбардо, выступавшего в роли начальника тюрьмы, следующую инструкцию: «Создайте у заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной и у них нет никакого личного пространства. Мы будем разными способами подавлять их индивидуальность. Все вместе это создаст у них чувство бессилия. В этой ситуации у нас будет вся власть, а у них никакой»[161].

В конце первых суток вспыхнул бунт. Охранники тщетно пытались разделить заключенных, демонстрируя благосклонность к некоторым из них. Но эта попытка потерпела полный провал. После тридцати шести часов один из заключенных пришел в такую ярость, что производил впечатление буйнопомешанного. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, надзиратели стали прибегать ко все более изощренным формам психологических и просто пыток, заставляя заключенных спать прямо на бетонном полу, испражняться в ведро посередине камеры, которое нельзя было выливать, ходить голыми, повторять без остановки регистрационный номер.

Треть надзирателей за трое суток превратились просто в садистов, поэтому студентка Зимбардо (и будущая жена) Кристина Маслак убедила его остановить эксперимент, который закончился через шесть дней[162]. Надзиратели были разочарованы.

Очень важно, что в этом эксперименте принимал участие сам экспериментатор (Зимбардо выступал в роли начальника тюрьмы) и, конечно, влиял на ход тестирования. Сегодня это считается антинаучным, но как мне кажется, совершенно неправильно.

4. «Эффект избыточного оправдания»: делает ли он вознаграждение более продуктивными?

Вначале это был тест на креативность, предлагающий решить проблему гештальт-психолога Карла Дункера. Испытуемого приглашали в комнату со столом. На столе лежали коробок спичек, коробка с канцелярскими кнопками и свеча. На стене висела пробковая доска. Испытуемый должен был найти способ закрепить свечу на доске и зажечь ее, причем воск не должен был капать на стол под свечой. Решение было следующим. Нужно было высыпать кнопки из коробки, прикрепить ее кнопками к доске, далее вставить свечу в коробку и зажечь. Этот тест призван вывести из состояния умственной дремоты, чтобы человек увидел в коробке не только емкость, но и главный элемент для решения проблемы. Результаты эксперимента оказались довольно неожиданными, потому что большинство людей так и не смогли использовать коробку.

В 1962 году психолог Сэм Глаксберг решил проверить, улучшит ли результаты денежное вознаграждение. Для этого он поделил испытуемых на две группы: одна из них была с высокой мотивацией, другая — с низкой. Членам первой группы решение проблемы давало возможность получить денежный приз от 5 до 20 долларов США (5 долларов четверке первых, 20 долларов лучшему в группе). Членам второй группы не было обещано никаких вознаграждений. Самым неожиданным оказалось, что лучше работала группа, в которой за решение не платили. Глаксберг так объяснил этот феномен: обещание награды поощряет мозг обращаться за поиском решения к уже известной ситуации (то есть к работе за отметку), а ее отсутствие увеличивает степень свободы. Я разделяю его точку зрения: осознание себя первым в классе разрушает креативность, поощряя конформизм. Оценка или вознаграждение увеличивают уровень конформизма со всеми вытекающими драматическими последствиями. Это еще раз говорит о том, что систему оценок давно пора сбросить с трона, который она узурпировала.

5. Мозг по-разному реагирует на проигрыш и на выигрыш

Перед обезьяной породы капуцин[163] кладут пастилу, потом подбрасывают монетку. Если выпадает орел, капуцин получает еще одну пастилку, если решка, он не получает ничего. Конечно, получение еще одного лакомства доставляет обезьяне удовольствие. Теперь внесем небольшие изменения в наш опыт: перед обезьяной кладут две пастилки, и в одном случае из двух вторую пастилку убирают. В смысле вероятности обе ситуации идентичны, поскольку в одном случае из двух у капуцина есть шанс получить сразу две сладости. Однако первая ситуация, которая, по сути, является жеребьевкой и здесь можно выиграть, нравится капуцину больше, а вторая — это риск потери, и она менее приятна[164].

Этот феномен отчасти подтверждает теорию перспектив Тверски и Канемана. Как и эксперимент с обезьяной, результат которого сопоставим с тестами на людях, эта теория утверждает, что нам свойственно иррациональное отношение к выигрышу и потере. А еще демонстрирует, что боль от потери не соответствует удовольствию от выигрыша, то есть мозг придает большее значение недовольству, чем удовлетворенности. Это проявляется в финансовых спекуляциях или игровой зависимости (что одно и то же в нейронном плане).