Свободу медведям - [34]

— Почему у нас нет специальных комбинезонов, Кефф? — произнес я. — Почему у нас нет масок и прочего?

— Чего-чего? — переспросил он.

— Комбинезонов, — сказал я. — Защиты, на случай аварии.

— Это идея хозяина пчел, умник, — усмехнулся Кефф, выпрямляясь. — Когда у тебя есть защита, то ты становишься неосторожным, умник. А когда ты становишься неосторожным, ты устраиваешь аварию.

— Тогда почему бы ему не собирать рои самому, Кефф?

Но Кефф продолжал любоваться третьим рядом.

— Третий ряд почти полон, — сказал он. — Еще раз через дорогу, и мы доберемся обратно к сараям.

— Тогда поехали, — сказал я.

— Надеешься, что он все еще где-то поблизости, умник? Достав этот груз, мы вернемся за следующим, и ты думаешь, что он так и будет сидеть и ждать, свободным?

— Послушай, Кефф, — сказал я, подумав: «Ты и сам почти уже не свободен, Кефф, — тебя самого почти уже здесь нет. Беспокойные пчелы гудят в этих ульях, Кефф, и ты почти уже увяз в липком меду, а пчелы жалят твою раздувающуюся тупую жирную башку, Кефф».

Кефф прислушивался к приближающемуся звуку.

«Нет, разумеется, нет, — подумал я. — Ты привык быть всегда в безопасности, Кефф? Но разве ты не видишь, Зигги, как я провожу линию? Чего еще, черт побери, ты ждешь от меня, Зигги?»

— Кто-то бежит, — сказал Кефф.

И даже пчелы затихли, прислушиваясь.

— Кто-то бежит, — снова сказал Кефф, и он раскрыл свой ящик с инструментами.

Я слышал учащенное дыхание в конце дороги, хруст гравия и частое, тяжелое дыхание.

— Это кто-то, кого ты знаешь, умник? — спросил Кефф, его лапа сжимала гаечный ключ.

Затем он развернул фары, направив их на дорогу, однако он не включил их. Он просто приготовился к встрече.

«Тихо, пчелы!» — подумал я. Это были короткие, маленькие шаги, быстрое, прерывистое дыхание.

И тут Кефф повернул фары прямо на мою Галлен, ее распущенные волосы развевались на бегу в ночи.

Сколько пчел тебе хватит?

Она бежала с новостью — в резиновых галошах вверх по холму от самого Вайдхофена. Галлен принесла весть о скандальном возвращении Зигги за своей зубной щеткой — как он переметнулся, словно обезьяна, с виноградной лозы на оконную решетку, чтобы пробраться внутрь во второй раз, как выкрикивал в коридоре всякую чушь, как съехал по перилам вниз, в вестибюль, выдавая каждому свое изречение: тетушке Тратт, которая раскудахталась, словно курица на насесте, внизу лестничного колодца, и моей Галлен тоже досталось несколько метафор о погубленной девичьей чести. А в мой адрес, сказала Галлен, он произнес резкую обличительную речь, предвещая мне неминуемую кастрацию.

— О, он сошел с ума! — задыхаясь, выговорила Галлен. — Честное слово, Графф. Он носился по саду на четвереньках и швырял грязью в стены замка!

Да, пчелы тоже слышали это, они разжужжались в том самом месте, где она резко навалилась на них, — пчелиные ульи подпирали по всей длине ее гибкую, худощавую спину.

— Не позволяй ей наваливаться всем весом, — предостерег Кефф. — Не позволяй ей наклонять улей, умник.

«О, ты меня достал, Кефф. Честное слово, достал!» — подумал я.

— Они его в два счета поймают, — изрек Кефф.

— О, он совсем озверел, — продолжала Галлен. — Графф, весь город вышел ловить его. Я не знаю, куда он подевался.

— Им следует посадить его в клетку, — сказал Кефф, а ниже по дороге пятно сумасшедшего пляшущего света фар резко ударило по склонившимся на крутом повороте деревьям. Город беззвучно мерцал за впадиной, и очертания шарообразных деревьев словно прилипли к ночному небу.

— О, Графф! — воскликнула Галлен. — Мне так жаль. Мне очень жаль, Графф, потому что он твой друг.

— Слушай, — велел мне Кефф, но я ничего не слышал. — Слушай, умник, — со стороны города донеслось еще почти неразличимое стрекотание, — ты слышишь машину?

Заросли деревьев поймали мерцающий голубой свет, который вспыхнул над дорогой и заметался с одной стороны на другую, меняя направление одновременно с изгибом дороги.

— Слушай, — сказал Кефф. — Это «фольксваген». Это наверняка полиция.

Совершенно точно. Без сирен, скрытно.

В машине их оказалось двое. И они не стали задерживаться.

— Мы собираемся блокировать верх, — сообщил один из них, и черная перчатка туго натянулась на его пальцах.

— У Санкт-Леонардо, — добавил второй. — На случай, если он поедет этой дорогой.

Пчелы это слышали; угасающий голубой свет замигал, удаляясь прочь от их ульев; они завозились рядом с моей бедной Галлен, которая во второй раз за этот день оказалась обескураженной из-за меня.

А я лишь подумал: «Он наверняка не станет пытаться вырваться из города на мотоцикле. О, наверняка! По крайней мере, он не поедет по этой дороге».

— Умник, — вернул меня к жизни Кефф, — мы не можем торчать здесь всю ночь напролет. Если девчонка не упадет, я хотел бы переехать дорогу.

— Со мной все будет в порядке, — заверила его Галлен, но ее голос дрожал, словно горный ветер, который дул всю дорогу от Раксальпе, начиная с прошлого января; точно он напал на нее, теплую, любимую и уязвимую, вышедшую утром прогуляться налегке. Она была так несчастна, что я потерял способность ясно соображать.

— Давай слушать, — сказал мне Кефф, усаживаясь на свое высокое пружинящее сиденье и устраиваясь среди всех этих клацающих железок.