Свободная от страха - [3]

— И сколько же? — поинтересовалась Иоланда.

— С тем, что было раньше, наскребется около пятидесяти фунтов.

— Но если мы задержимся во Франции, нам этого не хватит.

Она испытующе взглянула на брата, и Питер опустил глаза.

— Не знаю, сколько мы там пробудем, — глухо произнес он. — В Париже мы постараемся отыскать следы родственников нашей мамы.

— Но она же говорила, что большинство из них погибли под гильотиной во времена революции.

— Да, я помню, но все же семья Лятюр очень большая, и я надеюсь, что не всей нашей французской родне отрубили головы. А после того, как Бонапарт решил сам короновать себя и создать пышный двор, затмевающий прежние, представители «старого режима» будут опять у него в милости. И мы что-то сможем узнать о Лятюрах.

— А если они не примут Бонапарта? — спросила Иоланда.

— Какая нам разница? Лишь бы они приняли нас. — Неожиданно его лицо осветилось улыбкой. — Смотри веселее, сестрица! Дела не так плохи, как тебе кажется. Мне всегда хотелось побывать в Париже. Говорят, французские женщины опережают на три корпуса наших английских леди.

Иоланда горестно вздохнула. Как это было похоже на Питера, что в таких сложных обстоятельствах, когда им грозит опасность, он рассуждает о женской привлекательности.

Но она знала, что призывать его к здравому смыслу бесполезно, и занялась тем, что извлекла из сейфа и опустила в кожаный саквояж, который ее покойная матушка всегда брала с собой, когда отправлялась в путешествия, все ценное, что еще оставалось там.

— Мы должны оставить Гибсонам хоть какие-то деньги, — сказала Иоланда. — Иначе старикам придется побираться.

— Да, конечно, — согласился Питер, но ей стало ясно, что он об этом даже не подумал.

— А что будет с неоплаченными счетами?

— Пусть они полежат, пока я не возвращусь, — заявил Питер. Он нетерпеливо огляделся, явно считая, что они понапрасну теряют драгоценное время.

— Я позже напишу мистеру Клеймору, который по-прежнему будет управлять нашим поместьем, чтобы он не отвечал на запросы никаких кредиторов, а платил только по самым неотложным счетам.

«Чем он станет платить?» — хотелось Иоланде задать брату вопрос, но она сразу же подумала, что это окончательно испортит ему настроение. Поэтому она промолчала и выслушала без возражений его дальнейшие слова.

— Сейчас нам подадут завтрак, а как только Гибсон подготовит фаэтон и подаст его к подъезду, мы тотчас же покинем дом.

— А ты не думаешь, что лорд Безил уже послал кого-то за тобой? — с трепетом спросила Иоланда.

— Сначала он явится в мою лондонскую квартиру и там никого не найдет. Разумеется, он без труда узнает в Уайт-клубе мой загородный адрес, но я думаю, что мы его успеем опередить. — Нервы у Питера окончательно сдали. — Неужели ты хочешь сидеть здесь и ждать, когда меня арестуют?

— Нет! Конечно, нет! — воскликнула Иоланда с ужасом.

Она устремилась вверх по лестнице, чтобы забрать свой дорожный плащ и шляпку.

Апрель выдался на редкость теплым, но благоразумие подсказывало ей, что на море будет холодно, и теплый плащ, подбитый мехом, который так любила ее покойная матушка, ей, конечно, пригодится.

Все вещи, которые имела Иоланда, она унаследовала от матери. На то, чтобы приобрести что-то самой, она уже не имела средств. Впрочем, покойная леди Тивертон, француженка по происхождению, обладала отличным вкусом, понимала, что значит элегантность, и все ее вещи, бережно сохраненные дочерью, даже спустя несколько лет выглядели вполне модными.

Закончив поспешные сборы, Иоланда на прощание окинула взглядом свою спальню. Занавески на окнах выцвели, ковер на полу истерся, но все же это было ее родное гнездышко, здесь она спала с раннего детства. Эта комната стала частью ее жизни, и ей было грустно прощаться с нею.

Она вскинула голову и посмотрела на стену, где над каминной полкой висел портрет ее матушки. Неизвестный художник уловил все очарование, которое исходило от взгляда и улыбки графини Марии де Лятюр. Даже роскошное платье на ней меркло по сравнению с красотой и живостью ее лица.

Иоланда была очень похожа на свою мать. Только кожа ее была посвежее и румянее, а постоянное пребывание на свежем воздухе сделало ее похожей на англичанку, хотя все французское изящество у девушки сохранилось тоже.

В ней соединилось очарование женщин этих обеих наций — все лучшее, что принадлежало и француженкам, и англичанкам. И те, кто знал ее близко, могли с уверенностью сказать, что и в характере у нее проявились и французские, и английские качества.

Теперь, глядя на лицо матери, изображенное на портрете, Иоланда, словно маленькая девочка, попросила умоляюще:

— Позаботься о нас, мама. Помоги, если сможешь… Потому что мне придется присматривать за Питером, а мне самой… очень страшно.

Какое-то время Иоланда молча ждала, словно надеялась, что женщина на портрете ей что-то ответит.

Но потом, когда хлынувшие из глаз слезы ослепили ее, она резко отвернулась, а тут в комнате появился Гибсон, чтобы помочь отнести вниз собранные вещи.

— Вы неправильно поступаете, мисс Иоланда, что так спешно уезжаете, — произнес он сочувственно, но с ворчливой фамильярностью, присущей всем старым слугам.