Свободная любовь - [29]

      Он по-прежнему не отвечал, и она по-прежнему, казалось, не замечала этого.

      — Я думаю, еще слишком рано покупать... — Наконец, заметив его молчаливость, она нервно рассмеялась. — Конечно, слишком рано. Я еще даже не думала о цветовой гамме.

      К ним неслышно приблизилась хозяйка магазина и спросила:

      — Я могу вам чем-нибудь помочь?

      — Я любуюсь этой колыбелькой, — сказала Дори, лаская кончиками пальцев гладкий ободок у изголовья. — Сколько ей лет?

      — Около пятидесяти, — ответила владелица. — Лет через пятьдесят она станет антиквариатом.

      — Она очаровательна.

      — Да. И главное — это ручная работа. Очень жаль, что она не слишком практична.

      — Практична?

      — Каждый, кто осматривает ее, отмечает, что она нестандартных размеров и для нее потребуется специальный матрасик и подушки. И кроме того, боковины недостаточно высоки, поэтому, как только малыш начнет вставать, ему понадобится стандартная кроватка.

      — В каком возрасте это случится?

      Женщина пожала плечами.

     — В четыре месяца... или в семь? Так много времени прошло с тех пор, как мои дети были маленькими. Я точно не помню, когда они начинают вставать.

      Осторожным движением Дори покачала колыбель.

     — Когда ребенок из нее вырастет, ее можно оставить в детской и класть в нее кукол и медведей или другие мягкие игрушки.

      Хозяйка тепло улыбнулась Дори.

      — Покупка антиквариата или старых вещей — дело сердца, это все равно что влюбиться. Кстати, колыбель низкая и вам придется наклоняться, чтобы взять ребенка на руки, но ведь это не важно, не правда ли?

      Дори улыбнулась в ответ.

      — Конечно, нет. Несмотря ни на что, колыбель прелестна. — И я буду смотреть на нее и видеть в ней спящего ребенка. Потом она мягко рассмеялась. — Я ставлю себя в невыгодное положение при покупке, правда?

      — Здесь это не имеет значения, — ответила женщина. — Я заранее проставляю цены. Я стараюсь, чтобы они были справедливыми, но не «торгуюсь». Поэтому вы смело можете доверять мне. Я не подниму цену, поняв, что вы хотите купить ее.

      Дори нагнулась, чтобы прочитать ценник на колыбели, и поежилась.

      — Это же ручная работа, — произнесла будто в защиту женщина.

      — Мы просто ходим и смотрим, — вмешался Скотт. Дори покосилась на него, и он поднял бровь. — Разве не так?

      — Да, — неуверенно ответила Дори. — Да, мы только смотрим.

      — Если вам еще что-нибудь понравится, я буду у кассы, — проговорила владелица магазина.

      Когда она отошла и уже не могла их слышать, Скотт повернулся к Дори.

      — Надеюсь, ты не собираешься покупать ее?

      — Не знаю. Что-то в ней... она такая славная. — Она провела пальцем по внутренней стороне вырезанного сердца. — Я... Скотт, я чувствую любовь, которую вложил в нее мастер.

      — Но хозяйка сказала, что она непрактична.

      — Практичность еще не все. Как она сказала, покупать антиквариат — это все равно что влюбиться. Здесь все решает сердце.

      — Триста долларов — весьма сердечная сумма.

      Бросив на колыбель последний долгий взгляд, Дори пожала плечами и отвернулась.

      — Возможно, ты прав.

      Скотт обнял ее за плечи, как бы утешая.

      — Пойдем. Я хочу показать тебе открытку.

      — Спустя несколько минут они зашли в магазин

      «Все для рукоделия», где узоры для вышивания украшали высокую елку, а ароматические свечи распространяли в воздухе запах хвои и пряностей. Под деревом были разбросаны игрушечные медведи разных размеров, все тщательно одетые в костюмы конца девятнадцатого — начала двадцатого века.

      Дальше стояла корзина, задрапированная коричневой тканью под нору в земле, и вокруг нее разместились десятки зайцев. Большие, средние и маленькие, белые, рыжие, коричневые, все с висячими ушами на розовой атласной подкладке. Мордочка каждого зайца имела свое особое выражение. Дори подняла небольшого рыжего зайца, одетого в комбинезон из хлопка с коленкоровой заплатой под хвостом. Его уши доставали до колен, на мордочке были веснушки и вышитая улыбка, такая перекошенная и простодушная, что невозможно было не улыбнуться в ответ. На нем был ценник в пятьдесят пять долларов.

      — Грабеж среди бела дня, — возмутился Скотт.

      — Это ручная работа, — пояснила Дори, читая ценник в виде морковки, свисающей с шеи зайца. — Посмотри! Каждому зайцу художник сделал индивидуальную мордочку.

      — Все равно это грабеж.

      Дори прижала зайца к груди.

      — Я обниму его, поцелую и назову Джорджем, — поддразнила она Скотта.

      — Ты шутишь. Мы ведь собирались покупать подарки к Рождеству.

      — Это и будет рождественским подарком.

      — Зайцы вряд ли придутся по вкусу Аделине.

      — Это не для Аделины. Это для малыша.

      — Для ма?..

      Дори бросила на него сердитый взгляд.

      — Что случилось, мистер бухгалтер? Ты что, не можешь произнести это слово? Всего два слога. Малыш.

      — Дори, будь благоразумна, — сказал Скотт, пытаясь говорить шепотом, чтобы не привлекать внимания других покупателей.

      — Мне совсем не хочется быть благоразумной, — прошептала в ответ Дори. — Я не должна быть благоразумной. Я беременна. Матерям прощаются маленькие человеческие сентиментальные чувства. Ты глядел на колыбель и видел только кусок дерева. Я же видела в ней мирно спящего младенца.