Свободен! - [69]
Я посмотрел вверх.
И напрасно.
Восход начинал раскрашивать небо желтыми и розовыми красками. Быстро неслись облака. У меня было впечатление, что я кружусь, а мост вертится вместе со мной. Может, я все еще был пьян?
Я двинулся дальше. Теперь мне пришлось тяжело. Мои руки прикасались к ледяной стали, настолько холодной, что пальцы коченели. Единственная хорошая новость заключалась в том, что порез на моей ладони ныл не больше, чем раньше, а новая боль меня немного отвлекала. В любом случае, у меня не было выбора; я должен был преодолевать боль и цепляться за каждую следующую ступеньку.
В билетной кассе зажгли свет. Им удалось найти сотрудников и открыть ее – или касса всегда начинала работать это время? Я не мог вспомнить, что было написано на табличке с расписанием. Но это не имело значения. Скоро здесь будут ходить лифты, и полицейские смогут подняться на мост.
Я пытался взбираться быстрее. Эми наконец-то замолчала.
Я снова взглянул вверх. Оставалось еще две лестницы. Сотня ступеней. У меня еще был шанс оказаться наверху раньше них. Стараясь двигаться с прежней скоростью, я посмотрел на другой берег. Пока там не было заметно никакой активности. Чтобы добраться туда на машинах, полицейские должны были приехать из Бильбао: там был еще один мост через реку и ближайший полицейский участок. Если, найдя меня у моста, они вызвали подкрепление, то у меня была четверть часа. Пять минут, чтобы все организовать, и десять минут, чтобы доехать. Другой вариант: возможно, подкрепление не вызывали, тогда им пришлось бы проехать до Бильбао по этому берегу, пересечь реку по мосту и вернуться обратно, что составляло не менее двадцати минут. Я начинал думать, что моя идея перебраться по мосту была спасением. Если, конечно, я не свалюсь и не погибну.
До вершины оставалась еще одна лестница.
Конструкция раскачивалась все сильнее, облака неслись с возрастающей скоростью. Я изнемогал от усталости. Что-то двигалось и гудело. Я не сразу сообразил, что это.
Механизм лифта.
Шкив и тросы пришли в движение. Ночью кабину лифта оставляли наверху; теперь она начинала свое долгое путешествие вниз. Внутри были включены лампы, и, проезжая мимо, кабина меня осветила. Я услышал крик, который донес до меня ветер:
– Вон он!
Я продолжал лезть вверх. Мне предстояло преодолеть последние тридцать ступенек. Я понимал, что смогу добраться до верха раньше лифта. Все знают, что лифты движутся целую вечность.
Лифт ударился о нижнюю платформу у основания стальных вышек, и этот звук разбудил молчаливую реку. Двери открылись.
Впереди еще половина лестницы. Двадцать пять ступенек. От усталости я уже почти ничего не видел.
Я поднялся еще на восемь или десять ступенек, когда услышал, что внизу закрылись двери. Еще одна ступенька – я двигался безнадежно медленно. Меня тошнило от напряжения.
Наступила напряженная пауза, затем я увидел, как потянулись вниз стальные тросы; ровное и неумолимое движение.
Мне было необходимо ненадолго остановиться. Я слишком устал.
Противовес бесшумно плыл вниз. Я с трудом поднялся еще на три ступеньки. Потом еще на одну. Я еще мог это сделать. Цель уже была близка. Но добравшись до вершины, я вряд ли буду способен стоять на ногах, а полицейские выгрузятся там со свежими силами. Черт возьми, они же поднимутся на лифте, конечно, они будут полны сил. Подлецы.
Кабина лифта проплыла наверх мимо меня. Мне оставались еще пять ступеней. Пять паршивых ступеней. Лифту понадобится время, чтобы причалить к площадке. И он не сразу откроет двери.
Три ступени.
Меня затронула полоса света, когда открылись двери лифта. Раздался стук ботинок – это выходили полицейские. Если бы я двинулся по основному пешеходному пути, они смогли бы стрелять в меня. Я пригнул голову, пережидая, пока они освободят лифт. Они суетились как раз в том месте, где заканчивалась аварийная лестница.
Под пешеходным проходом для туристов находился служебный настил шириной примерно в три доски, человек на нем не помещался в полный рост. По одну сторону настила шли перила. А по другую была пропасть в шестьдесят метров глубиной. Вероятно, наверху рабочие использовали страховочные веревки. Я ухватился за перекладину, раскачался и спрыгнул вниз.
Я бежал по доскам настила. Сначала я прижимал голову к груди, иначе она была бы всего на пару футов ниже их ног. Полицейские явно запутались. Они побежали по верхнему пешеходному пути, и только потом до них дошло, что меня там нет. Они бросились обратно, чтобы взглянуть на лестницу, по которой я поднимался. Я уже достиг середины моста, когда они выбрались на тот же уровень, что и я. Они совершили ошибку: им было бы лучше остаться наверху, перебежать на противоположную сторону и, опередив меня, встретить на другом берегу.
Я тоже совершил ошибку – посмотрел вниз. Там была такая глубина, от которой сводило живот. Ничто не мешало моему падению вниз. Если бы я находился на тротуаре на уровне земли, этой ширины было бы для меня вполне достаточно, чтобы идти без остановки и не упасть, но на высоте шестидесяти метров это казалось невыполнимой задачей. Мне мешал страх, а теперь к нему прибавился и ветер.
Билл и Эвелин Харрисон ведут отвратительно правильный образ жизни. Но в один прекрасный день супруги становятся жертвами своих собственных гормонов, которым вздумалось поразвлечься…"…Пока Тестостерон усиленно работал над лысиной Билла, Эстрогена и Прогестерона никак не могли нарадоваться своему могуществу:– Мы приятные…– …но злорадные.– Постоянные…– …но непредсказуемые.– Мы можем заставить Эвелин корчиться все утро в судорогах…– …или взять отпуск на недельку, и пусть тогда хозяйка гадает, отчего у нее задержка.– Мы – парадокс!".
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».