Свобода выбора - [6]

Так начинает звучать очень близкая писателю тема: главная ценность в мире — не цивилизация, а нравственность, составляющая сердцевину культуры.

Вне культуры существовала жестокая власть (в рассказ включены, видимо, автобиографические воспоминания о сосланных в Сибирь из Ленинграда женщинах с немецкими фамилиями после снятия немецкой блокады, сосланных на погибель), вне ее продолжают функционировать родственные прежней тиранической власти партийно-идеологические (краснознаменные) формы управления народным сознанием.

И как антитеза злому — культура и сублимированная в ней человечность. С. Залыгин — в который раз — обращается к близкому ему художественному опыту земляка — В. Распутина, чья исповедальная «деревенская» нравственность вызывает у него аналогию с толстовской моралью. Но не забыта и психологическая задача в рассказе: драматические переживания старого человека, страдающего от непутевого Вовки и ликующего: «Вовка вернулся! Живым, невредимым!»

В опубликованных через месяц заметках «Культура, демократия и тоталитаризм» Залыгин предлагает иную, чем это принято, систему соотношений между названными понятиями. Опорной выступает культура. Не потому, что слово «демократия» и явления им обозначенные, в последнее время сильно скомпрометированы. А по нормальной и, главное, исторической логике первенство должно принадлежать культуре («Культура произвела на свет демократию, но никак не наоборот»). Утверждая это, писатель считает, что даже смену государственных формаций (рабовладельчество, феодализм, капитализм и пр.) обусловливает культура. Так никто еще у нас не говорил. Никто столь высоко не оценивал место и значение культуры в историческом бытии народов. Даже современное образованное окружение президентов (Горбачева и Ельцина) твердило, что русская культура считает своим источником демократию.

Но не может, по мысли С. Залыгина, постоянная величина (культура) быть вторичной по отношению к временной (политической) величине.

Нетрудно себе представить, какие конкретные общественные выводы можно сделать на основе подобной предпосылки писателя. Полагаю, например, что власть и общество обязаны не просто заботиться о состоянии культуры (это присутствует и в декларациях и даже в некоторой практике), а признать ее безусловный приоритет в решении всех крупных, в том числе политических, вопросов. В конце концов оценка культурой происходящего оказывается высшим историческим судом над ним. Ни президентская власть, ни парламент, ни различные формы государственного правосудия, ни церковь (если она не считает себя частью культуры, а претендует на полную автономию) не могут претендовать на такую роль. Не забудем, что итоги кавказской войны России подвел Л. Толстой, а не императорские законники и даже не официальные историки. И начиная чеченскую акцию в 1994 году, следовало посоветоваться с автором «Хаджи Мурата», а не с Конституционным судом и Московской патриархией и тем более не с министром обороны.

С. Залыгин и в этих заметках прежде всего писатель и потому полагает, что одним из фундаментальных оснований культуры является язык, «если мы потеряем наш язык, тогда потеряем Россию».

Прав писатель и в трактовке самой культуры, ее природы, главного содержания, если так можно выразиться, ее морфологии. Она способна провести черту между деятельностью преступной и созидательной. Она сильна не столько модернизмом, сколько консерватизмом, ибо она — прежде всего преемственность. Культура, по существу, беспартийна, она должна быть не сводима даже к определенному роду деятельности — в области искусства, науки, быта, ибо она — «первопричина того, что человек есть человек». Ее основная категория — нравственность, которую добавим, хочется видеть во всех видах жизнедеятельности науки. Например, по мысли С. Залыгина, если она не имеет «нравственно догматического начала», становится лишь цивилизацией и начинает потому противостоять культуре.

Бедой современной демократии в России писатель считает, во-первых, то обстоятельство, что ее пытаются внедрить сверху вниз, а не наоборот, а, во-вторых, отсутствие культуры и соответствующих ей нравственности и образования у вождей и миллионов граждан. Перемены, о которых объявлено, могли быть и поворотами не на сто восемьдесят, а на триста шестьдесят градусов, что, скажем, вполне допустимо в случае продекларированного перехода от коммунистической идеологии к якобы демократической. Именно отсюда опасность возрождения тоталитаризма в стране. Одной из гарантий от него писатель считает стремление России усвоить мировой опыт. Он напоминает слова русского гения Пушкина: «Горе стране, находящейся вне европейской системы». Но во многом еще Россия остается предоставленной сама себе, а потому в большой степени потеряла перспективу собственной судьбы. Сказав так, С. Залыгин апеллирует к свидетельству Ф. Достоевского, приведя его слова: «В моде был некоторый беспорядок умов». Теперь эта «мода», добавляет современный писатель, «стала нашей повседневностью».

Там, где «порядок в умах», там возникают лучшие формы гражданской жизни: «сегодня неторопливая Швеция гораздо ближе к социализму, чем мы, страна, которая под социализмом прожила семьдесят лет, а теперь только и делает, что догоняет капитализм».