Свобода, власть и собственность - [32]
Но было бы большой ошибкой рассматривать движение всех «новых левых» как бунт неспециалистов (не говоря уж о формулах, вроде «подстрекательства» или «с жиру бесятся»).
Выдающийся американский ученый Д. Шапиро, ведущий автор величайшего открытия — синтеза гена, отмеченного Нобелевской премией, публично заявил о своем «выходе» из науки для того, чтобы целиком посвятить себя общественной и политической деятельности. Причины:
1) Научные достижения, — заявил Д. Шапиро, — в области, в которой он работает, — могут быть использованы во вред людям.
2) Он не согласен с таким положением, когда простые люди практически лишены права участвовать в решении дел, относящихся к работе ученых и к практическому использованию их идей и исследований. (Сегодня это практически означает: участвовать в управлении государством. — В.Б.).
3) Шапиро пришел к убеждению, что наиболее острые проблемы современной Америки (война, расовая политика, бедность, болезни, загрязнение окружающей среды) нуждаются в первую очередь в решениях политических, а не научных. («Сайенс»).
Такое высказывание, между прочим, было бы невозможно тридцать лет назад, когда наука и техника еще реально не угрожали людям и когда «простые» люди еще не были так образованы, как теперь. (В 1940 г. в США в вузы поступало 18 % из каждой тысячи человек восемнадцати-двадцатипятилетнего возраста, а в 1970 г. — 50 %! Из них 30 % — из рабочих семей. И по данным ЮНЕСКО, число студентов в развитых странах удваивается каждые пять лет!).
Таким людям, как Д. Шапиро, надо было бы только понимать, что борьба за кардинальное решение проблем Запада будет крайне затруднена до тех пор, пока будут продолжать существовать режимы госкапитализма и госфеодализма на Востоке. Ибо до тех пор будет существовать и угроза войны (локальной и тотальной), и необходимость гонки вооружений со всеми вытекающими последствиями (военно-промышленный комплекс и т. д.), и угроза односторонней «конвергенции» с тоталитаризмом, не говоря уж об индуктивном влиянии госкапитализма на слаборазвитые страны.
Кроме всего сказанного выше, в самоуправлении есть и еще одна великая притягательная сила и чрезвычайно важное свойство. Ведь самоуправление означает и свободное самостоятельное объединение людей для реализации своих интересов.
В свободном самоуправляющемся объединении нравственные принципы и правила человеческого общежития и сосуществования становятся необходимы и выгодны людям. Когда же люди теряют возможность сообща добиваться своих целей, они вынуждены добиваться их поодиночке, и нравственные нормы начинают им только мешать. «Чувство локтя становится искусством ловко спрятанного когтя» (С. Кирсанов, «Семь дней недели»). Человек снова начинает превращаться в обезьяну.
Профессор Принстонского университета по социальным исследованиям Фримен Дайсон пишет:
«Я пришел к выводу, что человеческие существа предпочитают действовать в довольно мелких группировках. Почти всем нам известно счастье, которое доставляют общие усилия. Все мы испытываем потребность чувствовать себя отождествленными с группой предпочтительно не слишком большой, имеющей общую цель». И далее: «Наша молодежь деморализована по той причине, что она больше не вовлекается в общественную деятельность».
Очевидно, Ф. Дайсон говорит именно о свободных самоуправляющихся объединениях, не слишком больших, чтобы доля участия в общих усилиях (и ответственности) не была бы исчезающе малой, неощутимой.
Для людей, лишенных логической фантазии, хочется подчеркнуть, что между свободным самоуправляющимся коллективом, полностью отвечающим за свои действия, и казарменным — качественная пропасть. В свободных и ответственных коллективах люди становятся добросовестнее, терпимее, открывают в себе таланты, избавляются от комплексов и т. д. Для них, повторяю, это становится необходимо и выгодно, необходимо для преуспевания в соревновательной конкуренции с другими коллективами.
И только в таких коллективах «первыми людьми» становятся действительно лучшие, умнейшие, потому что люди быстро начинают понимать, что для них выгодно следовать советам умнейших. Раз, другой не последуют, обожгутся и впредь станут умнее. Каждая общая ошибка быстро и заметно скажется на всех и на каждом, так же как и успех. И лучшие не будут вырождаться, не обладая абсолютной властью над беззащитными, зависящими от них подчиненными.
Помню, как поражались многие в 1956 году, во время «оттепели», когда казарменный дух на время ослаб: «Сидишь на собрании, и удивляешься, сколько, оказывается, у нас есть умных людей и куда подевались дураки!»
И Герцен в «Былое и думы» с удивлением отмечает, что в самоуправляющихся швейцарских кантонах (в XIX веке!) простые пастухи проявляли куда большее понимание государственных проблем, чем интеллигенция в других странах.
И тот общественный строй, который дает большую свободу для объединения и самоуправления, является, очевидно, и более прогрессивным. Это, видимо, точный критерий прогрессивности. По этому критерию госкапитализм самый регрессивный строй в истории человечества, ибо он предельно лишает людей возможности свободного объединения и самоуправления, обрекая тем самым все слои общества на нравственное и умственное вырождение. И это вырождение заходит дальше всего в тех слоях общества, которые наиболее разъединены. (К таким слоям, как отмечалось раньше, принадлежат чиновники, гуманитарные интеллигенты и слой «услужающих»).
