Свобода совести - [28]

61

иудеям, уже не находилось места. Они могли быть ассимилированы только в случае отказа от собственной религии и признания принципа «одно королевство — одна вера». Для большинства мусульман и иудеев это оказалось невозможным, что и привело, как мы уже видели, к их изгнанию и притеснениям тех из них, кто все же принял христианство — морискам и маранам.

Путь от терпимости к изгнанию, пройденный испанскими муде-харами, является убедительной демонстрацией того факта, что экс-клюзивистский потенциал христианства может проявиться в любой момент, но его конкретное использование как инструмента политики зависит от массы обстоятельств, в том числе и весьма прагматического свойства. Только тогда, когда королевская власть утратила интерес к иноверцам как к плательщикам налогов и приступила к строительству абсолютистского государства, она перестала сдерживать традиционную неприязнь христиан к мусульманам и иудеям как «чужим», да ещё и находящимся в явном численном меньшинстве. Более того, именно власть теперь, как мы видели, и поддерживала данную неприязнь, и сама возглавляла её. Но вплоть до этого времени веротерпимость была вполне реальной, и об этом также не следует забывать.

В качестве следующего «но» по отношению к преобладавшей в Средние века нетерпимости можно упомянуть произведения ряда мыслителей, отстаивавших идеи религиозной толерантности. Предварительно отметим, что католическая церковь проявляла повышенную активность в борьбе с теми идеями, которые казались ей явно подрывающими собственный авторитет и власть. Если же эта очевидность, по мнению церкви, не была явной, то реакция могла быть относительно мягкой.

Например, французский теолог и философ П. Абеляр (1079-1142) считал разум предварительным условием веры, утверждая право человека мыслить свободно, оценивая совервгаемое на основании прежде всего собственной совести. Он полагал, что высший нравственный закон содержится в Евангелии, но люди, не знающие его, не могут считаться грешниками, так как живут в соответствии со своими убеждениями и совестью. Отсюда логически следовал вывод о наличии рационального зерна и в других религиях, а не только в христианстве. Эта мысль в осторожной форме выражена в таком произведении Абеляра, как «Диалог между философом, иудеем и христианином», где утверждается, что «ни одно учение ... не является до такой степени ложным, чтобы не заключать в себе какой-нибудь истины». Теологические сочинения Абеляра были осуждены на церковных соборах в Суассоне (1121) и Сансе (1140), однако сам

62

философ был наказан лишь ссылкой в монастырь, лишением права преподавания и сожжением некоторых особо «еретических» трудов. Можно, конечно, отметить, что сам он избежал костра, видимо, лишь из-за отсутствия развитой системы наказаний за ересь, но и отсутствие у церкви желания решить «дело Абеляра» предельно строго также достаточно очевидно.

Показательным представляется и «дело» Иоахима Флорского (1132-1202), специально, с папского разрешения, изучавшего Апокалипсис. Им было разработано учение о трех эпохах в истории человечества, переход к последней из которых — эре Святого Духа будет сопровождаться уничтожением нечестивцев, включая недостойное духовенство. Комиссия, изучавшая взгляды Иоахима Флорского, подчеркнула, что философ не предполагал полного уничтожения католической церкви, а писал лишь о её трансформации. Еретическими в итоге были признаны только отдельные положения учения Флорского, и уже после его смерти.

О «деле» Иоахима Флорского следует упомянуть лишь для демонстрации тех рамок, в которых были дозволены неортодоксальные суждения. Марсилий Падуанский (1275-1342) развивал идеи терпимости последовательно и основательно. Его главным произведением был трактат «Защитник мира» (1324), созданный в период очередного обострения отношений между папством и Священной Римской империей. Марсилий в этом споре активно поддерживал императора, указывая, что церковь не может иметь юридической власти над государством. Напротив, именно государство, право законодательства в котором должно принадлежать монарху и народу, представляет собой высшую властную инстанцию.

В отличие от большинства средневековых мыслителей Марсилий проводил четкую границу между юридическим (человеческим) и нравственным (божественным) законами. Судьей первого он называл светскую власть, которой должны подчиняться все, в том числе и церковь, так как Новый Завет предписывает повиновение властям. Принудительной властью, по мнению Марсилия, церковь, в отличие от государства, не обладает, так как Христос и апостолы её не имели и не требовали для себя. Судьей второго, божественного закона мыслитель называл Христа, дающего награды и наказания в будущей жизни. Духовенство, не располагая принудительной властью, может лишь увещевать еретика, но наказание ему определит Христос, причем в будущей жизни, если сочтет таковое необходимым.

Светская же власть может наложить наказание на еретиков, например, запретив им пребывание в стране, только в случае исходя

63

щей от них общественной опасности, применяя тем самым человеческий закон. Божественный закон она не вводит и не принуждает к его исполнению, следовательно, никакое насилие в чисто религиозных делах недопустимо: «Права граждан не зависят от того, какой веры они придерживаются; и никто не должен подвергаться наказанию за его религию... ».