Свобода или смерть: трагикомическая фантазия - [8]

И будет казаться страшней, чем «умри», —

«Замри».

1975

Песня о чилийском музыканте

Чья печаль и отвага

Растревожили мир?..

Это город Сантьяго

Хрипло дышит в эфир!..

Был он шумен и весел,

И по-южному бос,

Был он создан для песен

И не создан для слез.

В этом городе тесном

Жил, не ведая бед,

Мой товарищ по песням,

Музыкант и поэт.

Он бродил по бульварам

Меж гуляющих пар

И сбывал им задаром

Свой веселый товар…

И когда от страданий

Город взвыл, как в бреду, —

Он в обнимку с гитарой

Вышел встретить беду.

Озорной и беспечный,

Как весенний ручей,

Он надеялся песней

Устыдить палачей…

Но от злого удара,

Что случилось в ответ, —

Раскололась гитара,

Рухнул наземь поэт…

Нет греха бесполезней,

Нет постыдней греха,

Чем расправа над песней,

Чем убийство стиха.

Песня полнится местью

И встает под ружье…

Посягнувший на песню —

Да умрет от нее!

1977

Июль 80-го

Памяти Владимира

…И кому теперь горше

От вселенской тоски —

Лейтенанту из Орши,

Хиппарю из Москвы?..

Чья страшнее потеря —

Знаменитой вдовы

Или той, из партера,

Что любила вдали?..

Чья печаль ощутимей —

Тех, с кем близко дружил,

Иль того, со щетиной,

С кого списывал жизнь?..

И на равных в то утро

У таганских ворот

Академик и урка

Представляли народ.

1980

Високосный год

Памяти ушедших товарищей

О високосный год, проклятый год, —

Как мы о нем беспечно забываем

И доверяем жизни хрупкий ход

Все тем же самолетам и трамваям.

А между тем в злосчастный этот год

Нас изучает пристальная линза,

Из тысяч лиц — не тот, не тот, не тот —

Отдельные выхватывая лица.

И некая верховная рука,

В чьей воле все кончины и отсрочки,

Раздвинув над толпою облака,

Выкрадывает нас поодиночке.

А мы бежим, торопимся, снуем —

Причин спешить и впрямь довольно много —

И вдруг о смерти друга узнаем,

Наткнувшись на колонку некролога.

И, стоя в переполненном метро,

Готовимся увидеть это въяве:

Вот он лежит. Лицо его мертво.

Вот он в гробу. Вот он в могильной яме.

Переменив прописку и родство,

Он с ангелами топчет звездный гравий,

И все, что нам осталось от него, —

Полдюжины случайных фотографий.

Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг —

И смерть бы проиграла в поединке:

Она б его взяла за воротник —

А мы бы ухватились за ботинки.

Но что тут толковать, коль пробил час!

Слова отныне мало что решают,

И, сказанные десять тысяч раз,

Они друзей — увы! — не воскрешают.

Ужасный год! Кого теперь винить?

Погоду ли с ее дождем и градом?

…Жить можно врозь. И даже не звонить.

Но в високосный — будь с друзьями рядом.

1982

Записка на могилу

Он замолчал. Теперь он ваш, потомки.

Как говорится, «дальше — тишина».

У века завтра лопнут перепонки —

Настолько оглушительна она!..

1980

Суета сует

Все куда-то я бегу

Бестолково и бессрочно,

У кого-то я в долгу,

У кого — не помню точно.

Все труднее я дышу —

Но дышу, не умираю.

Все к кому-то я спешу,

А к кому — и сам не знаю.

Ничего, что я один,

Ничего, что я напился,

Где-то я необходим,

Только адрес позабылся.

Ничего, что я сопя

Мчусь по замкнутому кругу —

Я придумал для себя,

Что спешу к больному другу.

Опрокинуться в стогу,

Увидать Кассиопею —

Вероятно, не смогу,

Вероятно, не успею…

1982

В пятнадцать лет, продутый на ветру

В пятнадцать лет, продутый на ветру

Газетных и товарищеских мнений,

Я думал: окажись, что я не гений, —

Я в тот же миг от ужаса умру!..

Садясь за стол, я чувствовал в себе

Святую безоглядную отвагу,

И я марал чернилами бумагу,

Как будто побеждал ее в борьбе!

Когда судьба пробила тридцать семь

И брезжило бесславных тридцать восемь,

Мне чудилось — трагическая осень

Мне на чело накладывает сень.

Но, точно вызов в суд или в собес,

К стеклу прижался желтый лист осенний

И я прочел на бланке: ты не гений! —

Коротенькую весточку с небес.

Я выглянул в окошко — ну нельзя ж,

Чтоб в этот час, чтоб в этот миг ухода

Нисколько не испортилась погода,

Ничуть не перестроился пейзаж!

Все было прежним. Лужа на крыльце.

Привычный контур мусорного бака.

И у забора писала собака

С застенчивой улыбкой на лице.

Все так же тупо пятился в окно

Знакомый голубь, важный и жеманный…

…И жизнь не перестала быть желанной

От страшного прозренья моего!..

1984

Не о том разговор, как ты жил до сих пор

Не о том разговор, как ты жил до сих пор,

Как ты был на решения скор,

Как ты лазал на спор через дачный забор

И препятствий не видел в упор…

Да, ты весело жил, да, ты счастливо рос,

Сладко елось тебе и спалось,

Только жизнь чередует жару и мороз,

Только жизнь состоит из полос…

И однажды затихнут друзей голоса,

Сгинут компасы и полюса,

И свинцово проляжет у ног полоса,

Испытаний твоих полоса…

Для того-то она и нужна, старина,

Для того-то она и дана,

Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена

С этих пор и на все времена.

Ты ее одолей. Не тайком, не тишком,

Не в объезд — напрямик и пешком,

И не просто пешком, то бишь вялым шажком,

А ползком да еще с вещмешком!..

И однажды сквозь тучи блеснут небеса,

И в лицо тебе брызнет роса —

Это значит, что пройдена та полоса,

Ненавистная та полоса…

А теперь отдыхай и валяйся в траве,

В безмятежное небо смотри…

Только этих полос у судьбы в рукаве —

Не одна, и не две, и не три…

1984

Пенсионеры

Сидят на дачах старенькие ВОХРы

И щурятся на солнце сквозь очки.

Послушаешь про них — так прямо волки,

А поглядишь — так ангелы почти.

Их добрые глаза — как два болотца —

Застенчиво мерцают из глазниц,