Свобода и евреи - [44]
К. В Рим евреи проникли около 139 г. до Р.Х., при консулах Попилии Лоне и Кае Кальпурнии, если верить Валерию Максиму. Во всяком случае, они там быстро освоились и, по обыкновению, стали стремиться к господству, как это видно даже из речи Цицерона за Флакка. Судить же о том, чего могли ожидать от них римляне, можно хотя бы по следующим аккордам в той же речи:
«Ещё когда Иерусалим был независим, а евреи жили в мире с нами, и тогда уже их обряды и понятия были мало достойны величия нашего имени, блеска нашей державы и учреждений наших предков. Насколько же они стали невыносимее теперь, когда, подняв против нас оружие, это презренное племя раскрыло свои истинные чувства в отношении республики, и когда, благодаря милости бессмертных богов, мы его сокрушили, изгнали из отечества и обратили в рабство».
Не встречая никаких ограничений, евреи имели, очевидно, полную возможность обосноваться в самом Риме и захватить здесь властное положение. Частью, — в качестве банкиров или агентов по откупам всаднического сословия в провинциях; частью, — в роли обладателей халдейских тайн, волхвования и чернокнижия: частью, — как факторы и сводники, частью, в звании политиканов, направляющих выборы и народные голосования. Они влияли на римскую аристократию и сильных мира сего вообще. Наряду с этим беспорядки на самом форуме Рима и восстания рабов в Сицилии и Италии, происходившие нередко по подстрекательству тех же евреев, убеждают, что им не чужды были и низшие классы народа.
Жонглирование либеральными и анархическими идеями приносило евреям и тогда уже не меньше выгод, чем военные подряды, спаивание народа в кабаках, ростовщичество и публичный разврат.
С другой стороны, непрерывные разбои в Палестине и организованные шайки тайных убийц, вроде тех, которыми располагали рабби бен-Акиба или кровожадный лжемессия Бар-Кохеба, переполняли чашу римского терпения и помимо всего, указанного выше. Постоянные же революции в Иерусалиме, потрясавшие самые основы империи и вызывавшие иногда напряжение лучших её сил, достаточно мотивируют приказ по армии, отданный Титом. Мудрено ли, что по окончании осады Иерусалима, стоившей римлянам необыкновенных жертв и страшных усилий, этот гуманный полководец, хотя и был очарован прелестями еврейки Береники, не мог, однако, не воздать своим войскам должной чести, говоря: «Вы победили самый жестокий, мятежный и коварный народ!»
На пути из глубины времён к мраку средних веков мы с изумлением встречаем ту величественную эпоху, когда, по чудному выражению Саллюстия, капитолийский ореол парил над вселенной, распределяя в ней скипетры и порфиры. Сцена римской империи представляла такое роскошное поле для государственного опыта и столь необъятные горизонты политического умозрения, каких мы не видим в новой истории человечества и в параллель с которыми едва ли может стать пресловутое всемирное торгашество Великобритании, сколько бы у неё ни заводилось жидов-министров.
Л. Вдумываясь в историю Рима, мы должны признать, что, если Франция служит почвой для культивирования разнообразнейших политических теорий в среде одного и того же народа, то сфера римского владычества представляла обратный пример подведения самых различных народностей под один и тот же государственный принцип. Результаты деятельности евреев во Франции мы хорошо знаем. Поэтому чрезвычайно интересно сопоставить с ними данные о судьбах Израиля в Риме. Такое сопоставление для нас, русских, тем поучительнее, особенно в данную минуту, что эксперименты, производившиеся по отношению к евреям на столь обширной территории, как подвластная Риму, имеют прежде всего для России цену самых лучших практических указаний в виду аналогии тогдашних и современных условий испытуемого пространства, населённого евреями, и по самой многочисленности неизменно бунтующих сынов Иуды там и здесь, тогда и теперь.
Вспомним, что вслед за исчезновением вавилоно-ассирийского царства и но уничтожении Тира Александром Великим, а Карфагена Сципионом Африканским Иудея предстала взорам римлян как единственное для них ещё заметное олицетворение семитической расы. Царство парфянское, где евреи играли видную роль, и где римские легионы не раз переживали столь горькие разочарования, могло убедить Рим ещё раз лишь в том, что и с еврейством необходимо свести счёты. Именно у парфенян сыны Иуды «возвысились», если так можно выразиться, до оперетки в злодействе. Два брата — евреи Анилей и Азиней, подмастерья ткача, прогнанные хозяином, собирают шайку разбойников, наносят поражение войскам парфянского царя и принуждают его войти с ними в переговоры. Будучи призваны ко двору, они втираются в доверие, осыпаются щедротами, делаются временщиками и в течение пятнадцати лет угнетают Месопатамию с редким даже для евреев жестокосердием и алчностью.[24]
Бесспорно, что Рим был очень терпелив по отношению к евреям и не по их заслугам многомилостив.
Невероятные злодейства, которые совершались детьми Иуды в периоды их бесконечных восстаний, вызывали, правда, надлежащие репрессалии, но затем жизнь шла опять своим чередом. Римская власть, может быть, слишком долго оставляла евреям не только полное общинное самоуправление, но даже их собственных царей. Уважение Рима к их религии простиралось до того, что им разрешалось убивать всякого иноверца, который перешагнёт за известную черту в ограде иерусалимского храма, и что, не в пример прочим народам, римские войска, вступая в Иерусалим, покрывали чехлами орлы своих знамён, дабы не возбуждать понапрасну дикого фанатизма евреев.
