Свобода - [7]

И все же был способ вызвать у себя какие-то чувства, настоящие чувства — войти в комнату мальчиков. Он подошел к двухъярусной кровати, поправил покрывала. Позволил себе проникнуться. Проглотить тоску, в которой уже не было той скорби, что раньше.

По крайней мере, они снова присутствуют в его жизни.

Сэм Бергер отправился на долгую прогулку по утреннему Стокгольму. Возможно, она спасет его от темноты.

В воздухе отчетливо пахло осенью, хотя определить, в чем именно это заключается, было трудно. Ни ветерка, словно затишье перед бурей. Первый морозец сопровождал Бергера всю дорогу: на север от Сёдермальма, через весь Старый город, в самое сердце Сити, и вот он стоит перед дверью на маленькой улочке в безымянной части города. Или, возможно, это те самые места, что называют Норрмальмом? Как бы то ни было, Бергер позвонил в звонок, расположенный рядом с металлической табличкой, скромно указывающей на то, что здесь находится АО «Психотерапевтический центр Норрмальма». Дверь щелкнула, и Сэм вошел. Поднялся по лестнице, неприятно удивленный свистом из легких, подождал, пока дыхание восстановится, позвонил в дверь. Снова щелчок.

Бергер оказался у стойки регистратуры, рядом — совершенно пустая, светлая и чистая комната ожидания. Сэм показал удостоверение личности, ему назвали номер кабинета, и он отправился искать его по удивительно длинным коридорам, свидетельствующим о немалой потребности столичных жителей в психотерапии.

Постучав в нужную дверь, Бергер услышал мягкий женский голос:

— Заходите.

Он вошел, сканировал взглядом женщину, сидящую на диване и заполняющую толстый журнал. На вид лет пятьдесят, светлые волосы коротко острижены, очки сдвинуты на лоб, джинсовый, но при этом строгий образ. Однако больше всего Сэма поразил ее взгляд, дружелюбный, но вместе с тем всепроникающий.

Женщина встала, подошла к Бергеру, они поздоровались за руку.

— Меня зовут Рита Олен, — представилась она.

— Сэм Бергер. Спасибо, что нашли для меня время.

— По разговору мне показалось, что со встречей лучше не тянуть, — сказала Рита Олен. Она села, жестом приглашая Бергера занять кресло по другую сторону маленького стеклянного столика. Сэм устроился в кресле, успев заметить целую упаковку бумажных носовых платков посередине стола.

— Итак, я работаю психологом и психотерапевтом в психотерапевтическом центре Норрмальма, — сказала Олен. — У меня богатый опыт работы как с жертвами преступлений, прежде всего совершенных на сексуальной почве, так и с полицейскими, испытывающими профессиональное выгорание. Если я правильно понимаю, вы относитесь ко второй категории. Где именно вы работаете?

— В сфере безопасности, — ответил Бергер.

Рита долго не отпускала его взгляд. Казалось, она ждет продолжения. Но он больше ничего не сказал. Она кивнула и записала что-то в блокнот.

— Хорошо, — произнесла она с ободряющей улыбкой. — Сразу хочу подчеркнуть, что я использую несколько нестандартные методы. Например, я прошу своих клиентов писать мне тексты, при этом их снимает камера, а потом они смотрят видеозаписи самих себя, когда мне отвечают. Как, для вас это звучит нестандартно?

— Я понятия не имею, что является стандартным, — ответил Бергер, пожав плечами.

Рита Олен улыбнулась:

— Я расцениваю это как утвердительный ответ. Что привело вас сюда, Сэм?

Бергер почувствовал, что тоже улыбается. Это получилось само собой. Как, интересно, выглядит такая улыбка со стороны?

— Что ж, — сказал он. — Если бы я знал, с чего начать…

— Сформулируйте одним словом, не задумываясь. Всего одно слово.

— Потеря, — произнес Бергер неожиданно для себя.

Рита Олен кивнула, задумалась. А потом сказала:

— Неважно, с чего вы начнете, Сэм. Мы в любом случае доберемся до сути.

И он начал рассказывать. Не просто начал, а открыл все заслонки внутри, и теперь уже говорил не он, а то, что сидело в нем и рвалось наружу.

Время от времени Олен одобрительно кивала или подбадривала Бергера заинтересованным взглядом, иногда вставляла наводящее слово или делала заметки в блокноте. Пару раз глаза ее блеснули, словно ей удалось сдвинуть крышку бездонного колодца. Время летело вскачь. Казалось неизмеримым. Бергер ощутил его, только когда Рита Олен с вопросительной интонацией повторила:

— The still point of the turning world?[2]

Бергер кивнул, достал из коробки бумажный платок, скатал из него крошечный шарик.

— Я всегда так думал об Оскаре и Маркусе, — сказал он. — Когда действительность засасывала меня в свой круговорот, я доставал их фотографию, и головокружение отпускало.

— А теперь этот прием не работает?

— Они превратились в мираж. Они были со мной, все наладилось. Они провели у меня несколько дней, а потом снова исчезли.

— Но вы же с ними встречаетесь раз в две недели? — спросила Рита Олен.

— В чужом городе, — ответил Бергер.

— Они ведь могут приезжать в Стокгольм?

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Может быть, вам удобнее, чтобы они оставались миражами?

Она произнесла это спокойно и обыденно, до него не сразу дошло, что она сказала. Он замер, словно превратился в ледышку.

— С чего бы это?

— Люди легко находят стабильность в несчастье. Вживаются в свои страдания. Находят утешение в несправедливости. Иначе надо действовать. Реагировать самому вместо того, чтобы проклинать весь мир. Вам пришлось бы активно участвовать в воспитании близнецов. Куда проще держать их на расстоянии, ведь это не только позволяет, но и предписывает жалеть себя.