Свирепые калеки - [57]
Свиттерс поневоле рассмеялся.
– Что ж, мы же с тобой пахали одни и те же поля, сам знаешь. Добывали руду из соседних шахт. Фигурально выражаясь.
На кончике языка Свиттерса уже дрожало слово «расслабься», но при мысли о Моряке он едва не поперхнулся. И вместо этого сказал:
– Нет, совсем не оно. Просто-таки вообще не из той оперы, честное слово. – Из бокового кармана кресла он добыл сотовый телефон и заказал в кафе «Зеленая папайя» дюжину «Синг Ха». А затем, не дожидаясь, пока Бобби представит свой доклад по Аляске, Свиттерс начал – сперва запинаясь, путано и сбивчиво, а затем, постепенно набирая живость и блеск, драматично, прямо-таки самозабвенно и со смаком – пересказывать события минувших недель.
Солнце, как будто под ним еще может произойти что-то новое, разогнало створоженные слоисто-кучевые облака и подобралось ближе. К тому времени, как Свиттерс завершил свой часовой рассказ, террасу затопили предвечерние лучи – мягкие, почтительные, осенние, достаточно яркие, но не жгучие. Морской ветерок дул, не стихая, однако теперь настолько сдержанно, что складывалось впечатление, будто повесть заворожила и его.
Если исповедь Свиттерса околдовала солнце и впечатлила ветер, то про Бобби Кейса можно сказать то же самое и многое сверх этого. Бывший офицер военно-воздушных сил в буквальном смысле слова остолбенел – будь то от изумления, благоговения, недоверия, сочувствия или презрения, трудно сказать доподлинно. Много минут прошло, прежде чем он вновь нашел в себе силы донести пиво до губ. Когда же Бобби наконец нарушил молчание, голос его звенел от напряжения – так старался летчик изобразить бесстрастное равнодушие.
– Ну так чем дело кончилось с этим бедолагой-то? С англичанишкой? Он в самом деле скопытился?
– Muy muerto.
– Чертовски досадно.
– О да. Потни был парень свой в доску. Подозреваю, что аристократ, хотя и из тех, что склонны носить черные деловые ботинки и парадные носки с бермудами.
– В любом загородном клубе в штате Техас таких несколько штук наберется. И ты всерьез считаешь, что его убило проклятие индейца?
– Ну… – Свиттерс тоже изо всех сил пытался вести себя непринужденно. – Сдается мне, он схрупал яблоко не по зубам…
Бобби сощурился.
– Яблоко? – переспросил он лукаво.
– Ну да. Яблоко Евы. Плод с древа познания.
– О? А я на секундочку подумал, что это ты про головку своего…
– Бобби! Ради всего святого! Нет уж, на этом фрукте – ни следа зубов; и, к слову сказать, я бы скромно уподобил его райскому яблочку или, на худой конец, сливе. Господи милосердный, приятель! Он же всего лишь ткнул в него. Я всего лишь имею в виду, что Потни откусил от доброго старого запретного «Уайнсапа»[89] и не смог ни переварить его, ни отрыгнуть. Жестокая дилемма. Как говорил Гессе: «Магический театр. Вход не для всех – не для всех…»[90]
– То есть парень купил билет на шоу, к которому пуританское воспитание его не подготовило? А увидев раз, не смог забыть? Ладненько. Но как именно это его убило?
Свиттерс молча и медленно покачал головой.
– И, что более актуально, как именно это убьет тебя? Ты – иного поля ягодка.
Свиттерс продолжал качать головой, не говоря ни слова.
Мимо с визгливыми воплями пролетели чайки: как всегда, судя по звуку, в состоянии едва контролируемой истерии. Гадая, а не близок ли к тому же его друг, Бобби решил поэкспериментировать с эмпатией.
– Будь это кто угодно, кроме тебя, друган, я бы сказал, что у тебя крыша поехала. Вроде как у моего дядюшки из Джаспера, который по сей день свято верит, что в его розовых кустах прячется Фидель Кастро. Розы, кстати, фиговые – обтрепанные, как веник. Он их даже не подрезает толком. Но зная, что ты не врешь, и после всего того шизанутого дерьма, что ты там насмотрелся, я вот пытаюсь поставить себя на твое место и должен признать: если бы это я прошел сквозь такое и насмотрелся на то, чего насмотрелся ты, так я бы, верно, уж валялся на спине, задрав лапки кверху, что твой перевернутый майский жук. По крайней мере до тех пор, пока не разберусь в этом деле.
Свиттерс закурил гаванскую панетеллу: кубинские сигары то и дело перепадали сотрудникам ЦРУ в качестве своего рода бонуса. Выдохнул дым (вдыхать он никогда не вдыхал) и заметил:
– Разобраться… в этом-то и загвоздка.
– Прям не знаю, чем тут тебе помочь. С психокомплексами воюй сам, тут я вмешиваться не буду – пока по крайней мере. Что до меня… мы договорились до того, что у тебя есть веские основания держать пальчики ножек подальше от земли. Другого выбора, кроме как раскатывать в инвалидном кресле, у тебя нет. И первая наша задача – вызволить тебя из такового.
– Что, по всей видимости, подразумевает снятие табу.
– Вот именно. – Бобби задумчиво присосался к бутылке с пивом, точно малыш к леденцу или коммивояжер к карандашу. И спустя минуту-другую промолвил: – Мы оба работаем на контору. Даже если я – всего лишь летчик-контрактник, а ты в силу своих персональных предпочтений пашешь под началом у старшего по званию. Все равно контора – одна. Так давай же подойдем к этой проблеме как коллеги и сослуживцы. Как бы наши гении с консервной фабрики взялись за это дело?
Официально признанный «национальным достоянием американской контркультуры» Том Роббинс «возвращается к своим корням» – и создает новый шедевр в жанре иронической фантасмагории!Неудачливая бизнес-леди – и финансовый гений, ушедший в высокую мистику теософического толка…Обезьяна, обладающая высоким интеллектом и странным характером, – и похищение шедевра живописи…Жизнь, зародившаяся на Земле благодаря инопланетянам-негуманоидам, – и мечта о «земном рае» Тимбукту…Дальнейшее описать словами невозможно!
Арабско-еврейский ресторанчик, открытый прямо напротив штаб-квартиры ООН…Звучит как начало анекдота…В действительности этот ресторанчик – ось, вокруг которой вращается действие одного из сложнейших и забавнейших романов Тома Роббинса.Здесь консервная банка философствует, а серебряная ложечка мистифицирует…Здесь молодая художница и ее муж путешествуют по бескрайней американской провинции на гигантской хромированной… индейке!Здесь людские представления о мироустройстве исчезают одно за другим – как покрывала Саломеи.И это – лишь маленькая часть роскошного романа, за который критика назвала Тома Роббинса – ни больше ни меньше – национальным достоянием американской контркультуры!
Книга знаковая для творческой биографии Тома Роббинса – писателя, официально признанного «национальным достоянием американской контркультуры».Ироническая притча?Причудливая фантасмагория?Просто умная и оригинальная «сказка для взрослых», наполненная невероятным количеством отсылок к литературным, музыкальным и кинематографическим шедеврам «бурных шестидесятых»?Почему этот роман сравнивали с произведениями Воннегута и Бротигана и одновременно с «Чужим в чужой стране» Хайнлайна?Просто объяснить это невозможно…
Официально признанный «национальным достоянием американской контркультуры» Том Роббинс потрясает читателей и критиков снова.…Азия, «Земля обетованная» современных продвинутых интеллектуалов, превращается под пером Роббинса в калейдоскопический, сюрреальный коктейль иронически осмысленных штампов, гениальных «анимешных» и «манговых» отсылок и острого, насмешливого сюжета.Это – фантасмагория, невозможная для четкого сюжетного описания.Достаточно сказать только одно: не последнюю роль в ней играет один из обаятельнейших монстров японской культуры – тануки!!!
Принцесса в изгнании – и анархист-идеалист, постоянно запутывающийся в теории и практике современного террора… Съезд уфологов, на котором творится много любопытного… Тайна египетских пирамид – и война не на жизнь, а на смерть с пишущей машинкой! Динамит, гитара и текила…И – МНОГОЕ (всего не перечислить) ДРУГОЕ!..
От издателяРоман «Семья Машбер» написан в традиции литературной эпопеи. Дер Нистер прослеживает судьбу большой семьи, вплетая нить повествования в исторический контекст. Это дает писателю возможность рассказать о жизни самых разных слоев общества — от нищих и голодных бродяг до крупных банкиров и предпринимателей, от ремесленников до хитрых ростовщиков, от тюремных заключенных до хасидов. Непростые, изломанные судьбы персонажей романа — трагический отзвук сложного исторического периода, в котором укоренен творческий путь Дер Нистера.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.