Свинья, которая хотела, чтобы её съели - [29]

Смотрите также

10. Завеса неведения

79. Заводной апельсин

84. Принцип удовольствия

94. Налог Соритеса

34. Не вините меня

«Мэри, Манго, Мидж. Вы обвиняетесь в тяжком преступлении. Что вы можете сказать в свою защиту?»

«Да, я совершила его, — сказала Мэри. — Но я ни в чем не виновата. Я посоветовалась со специалистом, и она сказала мне, что именно это я и должна сделать. Поэтому не вините меня, вините ее».

«Я тоже совершил это, — сказал Манго. — Я посоветовался со своим врачом, и она сказала мне, что именно это я и должен сделать. Поэтому не вините меня, вините ее».

«Не стану отрицать, что я сделал это, — сказал Мидж. — Но я ни в чем не виноват. Я посоветовался с астрологом, и он сказал мне, что, поскольку Нептун находится под знаком Овна, именно это я и должен буду совершить. Поэтому не вините меня, вините его».

Судья вздохнул и огласил свой вердикт: «Поскольку это дело не имеет прецедентов, мне пришлось обсудить его с моими вышестоящими коллегами. И боюсь, что ваши аргументы не убедили меня. Я приговариваю всех вас к максимальному сроку наказания. Но, пожалуйста, помните, что я посоветовался со своими коллегами, и они сказали мне, чтобы я вынес такой приговор. Поэтому не вините меня, вините их».

Источник: Жан-Поль Сартр «Экзистенциализм и гуманизм» (Метуен, 1948).

Трудно признаться в том, что нечто неприятное произошло по вашей вине. Однако как ни странно, но признать, что нечто хорошее произошло благодаря вам, очень легко. Похоже, что результаты наших действий обладают ретроспективным влиянием на нашу ответственность за них.

Один из способов уклонения от ответственности за свои действия состоит в том, чтобы прикрыться советом других. И в самом деле, одна из главных причин, по которой мы спрашиваем мнение других людей, заключается в том, что мы надеемся, что они согласятся с тем, что мы хотим сделать, и таким образом обеспечат внешнюю поддержку нашему выбору. Не имея достаточного мужества, чтобы действовать в соответствии с собственными убеждениями, мы ищем поддержку у других.

Мы обманываем самих себя, если считаем, что можем приуменьшить свою ответственность лишь потому, что ищем совета у других. На самом деле это всего-навсего неявно видоизменяет нашу ответственность. Мы в ответе не только за выбор своих действий, но и за выбор своих советчиков, и за готовность следовать их совету. Например, если я обращаюсь к священнику и он дает мне плохой совет, то я отвечаю не только за свои последующие действия, но и за выбор плохого советчика, и за то, что последовал его совету. Именно поэтому защита, с которой выступают Мэри, Манго и Мидж, неадекватна.

Тем не менее, прежде чем отвергать их просьбы, посчитав их простыми отговорками, мы должны всерьез признать тот факт, что не являемся экспертами во всех областях и иногда нам нужно спросить совета у более осведомленных людей. Например, если я ничего не понимаю в компьютерах, а какой-то эксперт в этой сфере даст мне плохой совет, то, разумеется, в том, что мне достанется непригодный компьютер, будет виноват эксперт, а не я. В конце концов, что еще я мог сделать, кроме того, чтобы выбрать своего советчика как можно лучше?

Возможно, тогда нам нужно допустить некий континуум ответственности, в котором мы будем менее ответственны за те действия, на выполнение которых у нас нет достаточной квалификации, более ответственны за то, в чем мы квалифицированны, и наполовину ответственны за большинство областей нашей жизни, в которых мы знаем кое-что, но не все.

Однако опасность такого подхода в том, что, как только мы признаем этот принцип, защита, подобная защите Мэри, Манго и Миджа, становятся вполне возможными. Более того, в этом случае без ответа остается один ключевой вопрос: а кто является соответствующими экспертами по их делу? Это особенно важно, когда речь заходит о выборе стиля жизни и отношений с другими.

Должны ли мы полагаться на врачей, астрологов или даже — боже упаси — на философов? Или единственным квалифицированным экспертом, могущим судить о том, как мне прожить свою жизнь, являюсь я сам?

Смотрите также

60. Делайте так, как я говорю, а не так, как я делаю

69. Ужас

82. Дармоедка

91. Никто не пострадает

35. Последняя надежда

Уинстон любил свою страну. Ему было очень больно смотреть на то, как нацистские оккупанты угнетали его народ. Но после разгрома немцами Британской армии в побоище при Данкирке и решения американцев выйти из войны превращение Британии в часть Третьего рейха было лишь делом времени.

Ситуация казалась безнадежной. Гитлер не встречал международной оппозиции, а британское сопротивление было плохо подготовленным и слабым. Многие, подобно Уинстону, пришли к выводу, что победить немцев невозможно. Но, если Британия будет постоянным источником раздражения и заставит их отвлекать определенные ресурсы для подавления недовольства, можно было надеяться, что рано или поздно Гитлер поймет, что оккупация Британии представляет собой большую неприятность, чем ожидалось, и уйдет с ее территории.

Уинстон был далеко не уверен в том, что этот план сработает, но это была последняя надежда. Однако основная проблема заключалась в том, что было очень тяжело ударить по режиму так, чтобы доставить ему серьезные неприятности. Именно поэтому борцы Сопротивления нехотя согласились с тем, что некоторые из них должны стать самовзрывающимися бомбами, поскольку это был единственный эффективный и надежный способ доставить врагу максимальный ущерб. Они все были готовы умереть за Британию. Они просто хотели быть уверенными в том, что после их смерти что-то изменится.